Я сначала заслушался и долго рассматривал фантик, принесённый Каролисом, а потом случайно глянул на Джонни. У него оказался жуткий вид, будто бы он и правда, видел мёртвых людей. Заметив мой взгляд, Джонни широко улыбнулся и сказал:
— Вы как хотите, а меня после школы ждёт мамка Томаса.
Я, конечно, разозлился, но не успел выместить свою ярость, начался урок геометрии. И начался он буквально с Джонни, с вот таких слов:
— Йонас Эпштейн, может быть, объяснишь нам свое отсутствие на первом уроке?
— Я ждал, что вы спросите! Дамы и господа, приготовьтесь услышать историю Джонни…
— Сядь, Эпштейн. Будем честными, на самом деле меня не интересует, почему ты отсутствовал, как, в целом, и что-либо другое. Спросил для проформы. Так, Вилейшис, выходи к доске и решай задачи.
Вот таким человеком был наш учитель математики. В большинстве случаев он вызывал к доске именно меня, потому что обучающий процесс его тоже интересовал несильно, для него было слишком тяжёлой работой объяснять ошибки других учеников. Мы все считали его полным придурком, но по-своему были привязаны к нему.
Я решал задачи на геометрии, потом отвечал стих на литературе, скучал на истории, рассказывал правила на английском и ещё больше скучал на обществознании. Учителя немного эксплуатировали меня, но папа говорил, что это большая ответственность быть лучше других, поэтому я не жаловался.
После школы мы искали голодного кота Каролиса, не нашли и немного расстроились. Каролис продолжил поиски один, а Джонни отвёл меня в сторону покурить. Приходилось прятаться, потому что из окон школы нас могли увидеть учителя и рассказать моим родителям. Мы зашли за трансформатор. Я курил Winston белые, в них содержалось не так много никотина, а Джонни курил всё что попало. Сейчас он достал из рюкзака рыжие Pall Mall, наша престарелая соседка целыми днями держала такие же в зубах, поэтому мне казалось это не очень круто.
— Мне надо тебе кое-что рассказать, — сказал Джонни и неожиданно наклонился ко мне, заставив прижаться к стене. Его лицо было совсем рядом, я чувствовал в его дыхании мятную жвачку, сигареты и ириски, которые он поглощал одну за другой, пока не кончалась пачка. Сначала меня удивило, что его рассказ требовал такой конфиденциальности, потом мне стало противно от того, к чему я прижимался, это притушило недоумение.
— Фу, Джонни, ты представляешь, сколько человек нассало на эту стену?!
Я вылез из-под его руки и достал из рюкзака влажные салфетки, потому что вроде бы дотронулся пальцами до стены.
— Я окончательно чокнулся.
— Да ты чокнулся полностью! В будках для трансформаторов спят бомжи и разносят заразу всеми возможными способами!
Я тщательно вытер обе руки салфетками, потому что из-за стресса забыл, какой именно дотронулся до стены. Теперь я сомневался, стоит ли вообще прикасаться этими руками к сигарете, которая окажется у меня во рту. Джонни закурил свои Pall Mall, и я всё-таки повторил за ним.
— Ты же понимаешь, что бомжи не спят в трансформаторах?
Джонни сам прислонился к стене. Вокруг него множество серых точек и полосок, оставленных затушенными сигаретами школьников.
— Их отстреливают вместе с бездомными собаками, чтобы не тратить государственный бюджет, — добавил он и подмигнул мне. Лицо его вновь стало задумчивым.
— Ты хотел рассказать, как ты чокнулся.
Джонни вновь оживился, он заговорил громко и звонко.
— Итак, история о том, как я чокнулся. Если бы я был асфальтоукладчиком, каждое утро ездящим в большой город зарабатывать деньги для своей голодающей семьи, это было бы нормально, но для школьника я проснулся необычайно рано. И я подумал, а почему бы не порезать все свои старые журналы, игнорирующие цифровую эпоху, на прикольные надписи и агитационные лозунги. Я взял один из них, ещё с Обамой на обложке, и оттуда вдруг выпал билетик в кино. Нет, не думай, я не какая-то сентиментальная дрянь, хранящая билеты и подклеивающая их в свой дневник воспоминаний, но вот этот вот затерялся. Как ты помнишь, я ходил на «Фантастических тварей» дважды, с тобой и с папой, стеснявшимся, что он любит «Гарри Поттера». Я не знаю, какой именно это был билет, но суть не в этом. Я вдруг вспомнил, как папа после фильма сказал: «если Дамблдора будет играть настолько неподходящий актер, как Джонни Депп на роль Гриндевальда, я повешусь». И мне стало так смешно оттого, что он выпилился через неделю после просмотра фильма, настолько он не верил в кинематограф, что поторопился.
Джонни и сейчас засмеялся. Его отец повесился около года назад после нескольких лет теснейшего общения с психиатрами и антидепрессантами. Теперь я с ужасом ждал приближения двух дат, его дня рождения и смерти, Джонни было особенно плохо в это время. Но годовщина смерти прошла несколько недель назад, а вторая дата ожидала нас только через полгода. Иногда Джонни становилось хуже без явных причин, например, как сейчас. Я не знал, как ему помочь, разве что просто быть рядом.