МАКАР
Так ты меня так достал, со своими поучениями, что я бы сейчас до Москвы пропахал...
Макар поворачивает к дому, начинает с визгом крутиться в микрорайоне.
ДЯДЯ
Москва у нас за спиной, по диагонали направо... А пропахал бы ты — соответственно до Швеции, и тебя бы туда не пустили — они мудаков не экспортируют — у них своих хватает.
МАКАР
Блядь, помолчи хоть сейчас, в этих ебанных дворах не видать ничего, хрен проедешь, да еще ты на мозги давишь... Это дом семьдесят три, где твой семьдесят пятый?
ДЯДЯ
Вон он — точка в глубине двора, за детским садом, а поворот к нему — ты уже проехал — он был перед детским садом. И я тебя прошу, хоть к дому подъедь спокойно, чтобы не все въехали, что ты его штурмовать будешь...
Макар бесится, но слушается.
ДЯДЯ
И дверью его тоже не буди, мы же не знаем, куда окна...
МАКАР
Старый, да что ты хуеешь?
ДЯДЯ
Щенок, это ты хуеешь...
МАКАР
Я щенок? Повтори-ка еще раз...
ДЯДЯ
Ты на дне лежал когда-нибудь, а? Щенок... Так, чтобы за тобой весь город ходил? А я лежал... Два раза... Так вот — сидишь, и трясешься — по комарам готов палить, чтобы слушать не мешали — кто приехал, что за шаги за дверью, кто в окно прицелился...
МАКАР
Все, дядя, хватит, я понял... Пошли...
ПОДЪЕЗД.
Входят в подъезд.
ДЯДЯ
Не надо... Без лифта... В подъезде постоим, покурим. Заметил он нас — так на нервах ему поиграем, а не заметил — так пусть и по лифту нас не ждет...
МАКАР
Блядь, как вы все учить любите... Словно реально все по жизни поняли... (закуривает) И главное, блядь, я же вижу, Старый, что тебя кумарит просто, у тебя ломка идет, тебя стремает просто, а придумал ты — целую науку... Стоишь, лечишь меня — как наставник а путяге...
ДЯДЯ
Сынок, я тебе знаешь что... раз уж ты по чистому на базар пошел... Я в твои годы — вторую ходку как раз отмотал — в Челябинске заводскую столовку ломанул... Башлей нам с братвой хватило — на дурь на две недели, а потом стукнул кто-то... Огреб я четыре года — и четыре года эти — такую школу прошел, сколько за сорок люди не проходят. Откинулся — сюда подался... Через год — на "Волге" ездил... А тогда это не каждый себе позволял... И ствол реальный у меня был — один из первых в городе, и страховать я начинал, когда ты еще гривенники у малышей отнимал... И людей тогда — ох как ломали... И таких людей, что ты бы с ними под одним небом жить побоялся...
Хлопает дверь подъезда. Оба замолкают. Слышны знакомые нам девичьи голоса:
КАТЯ
Ты вот, я смотрю веселишься, а я все в себя придти не могу, после... бандита того...
ЛЕНА
Трусы-то хоть сухие?
КАТЯ
Да мне не то чтобы страшно... Меня вставило как-то.
ЛЕНА
Ты только тише говори, а то валить отсюда придется... Дело то — стремное... Давай, здесь вот вроде светло... Ну что, по кубу?... Я так, наверное, два себе сразу сделаю, одним не снимусь, после такого... Ну и задолбало все...
КАТЯ
Я только, знаешь — сама себе не попаду, наверное... Может сделаешь мне вначале?
ЛЕНА
Давай-давай, осваивай сама... Сама себе — и надежнее и больно не так, и быстрее будет...
Дядя снимается с подоконника, бесшумно спускается один пролет, выглядывает вниз. Макар не успевает среагировать, потом — у него не остается выхода, кроме как идти за ним.
КАТЯ
Ой, Леночка, ну пожалуйста, у меня руки дрожат, смотри... Я точно не попаду...
Дядя продолжает стоять, Макар продолжает идти. Естественно, что Макар производит какой-то неосторожный звук. Девочки застывают и оборачиваются.
ДЯДЯ
Только шуметь и бежать не надо — поздно теперь уже... И не мерзните так — не мусора мы... Хотя и вроде того... Вас не тронем...
Спускается на площадку. Макар за ним.
ДЯДЯ
Что, не попадешь, значит? Может тебе и не надо вовсе? Пока совсем-то не попала... Хотя бы план курили, или "джефом" бы двигались... А с ширева — погибните же... Все гибнут, никто не миновал... Вообще никто...
ЛЕНА
Заебали вы все со своими уроками жизни... Каждый хуй моржовый — делает что хочет, и к другим еще лезет... Самому себе — так вольница... А другим — так в монастырь идите... Давай, дед, проходи, собирай свои бутылки, на этой площадке нету их... Иди вниз, давай...
ДЯДЯ
Дед, говоришь... А знаешь сколько мне лет? Тридцать восемь, не поверишь... И бабок в кармане знаешь сколько?
Он вынимает из кармана толстую пачку денег. Их там очень много.
ДЯДЯ
Думаешь это просто так все?
ЛЕНА
Ну так хуй ли тебе надо тогда? Молодой, при деньгах, давай уебывай... Или ментов зови... А хоть пальцем тронешь меня — баян раздавлю, в рожу вцеплюсь и кричать буду — самих вас в участок укатаем...
ДЯДЯ
Не в тех людей веришь, малютка... Попробуй, покричи... Думаешь хоть одна сука выйдет? Думаешь хоть в ментуру кто позвонит? Нет, весь парадняк к дверям уши приложит и кончать будет... Будут гадать — только трахну я тебя, или еще и расчленю... Ботва — она любит такое... интересное... А если менты до нас и дороются — я им денег суну, откуплю тебя у них — по всем понятиям... А они, суки, голодные всегда, берут легко... и непомногу... За сотку другую бакинских — камеру нам с тобой сдадут на ночь, при заверухе, что я тебя утром вывезу... А не захотят брать — так я им вены твои покажу — они тебя не обо мне уже станут спрашивать... А сунут в изолятор и кумарить начнут, а через недельку вызовут и баян перед тобой положат... И не с ангидридом твоим черным, а с героином... Чистеньким!... У них хватает... А не повалит тебя — если переломаешься — они тебя сами этим героином вотрут насильно... И втирать станут дней десять — им не жалко... И много интересного с тобой будут делать... А потом опять на ломки посадят — это уж наверняка тебя заколдобит... И начнут они с тебя тянуть и мотать, и через пару дней — всех своих дружков ты им скатишь, даже тех, которых не знаешь... И сошьют они дело на них, на каждого... А потом с этими делами к ним придут — и скажут — давайте мальчики, варите, варите, людей подсаживайте, сами торчать можете... Только дольку будете не только крыше откидывать, но и нам, рогатым... А тебя отпустят — что тебя сажать то... Только будет тебе через эти полгода — не шестнадцать лет, как сейчас, а все двадцать пять... И дозняк твой на сутки — не два куба будет, а двенадцать, или десять, если повезет... ... Только вы не бойтесь, я ничего этого не сделаю... Можно кричать, можно бежать, можно двигаться — все можно... Я это не затем говорю, чтобы задавить, не затем, чтобы понты кидать... Все вокруг — говно, это правда... Только самих себя не надо говном делать... Нам рогатый свою фишку навязать хочет, лезет в рожу нам со своей игрой, давай, говорит, перекинемся, проиграешь то ты точно, зато время убьешь... А там глядишь — ты ведь не время убил, ты жизнь убил... И поздно уже — не вернешь ничего, бежать то некуда — никакой монастырь не спасет... Да и по правде сказать — херово там, в монастыре — много я оттуда людей видал... Нет там никакого Бога, одна казарма... И дедовщина та же самая... А в женских особенно — чище лагеря будет...
Катя начинает плакать, мелко дрожа. Лена столбенеет, она кладет баян на подоконник, отворачивается к окну...