9.3
Когда телевизионщики и гости освободили квартиру от своего присутствия, бабка с дедом начали скандалить. Сперва они кричали друг на друга, а потом взялись и за меня. Выходило, что приглашение репортёров было худшим решением в их жизни, которое они теперь приписывали друг другу, а я гадкий ребёнок, опозорил и подставил их обоих. Дед уже представлял, как его уволят с завода за мои «предсказания». А, поскольку папа перешёл в кооператив, то выходило, что вскоре нам всем пятерым жить останется только на мамину зарплату и бабушкину пенсию: другими словами, мы вот-вот пойдём по миру, и всё из-за проклятых болтунов-антисоветчиков, засоривших мозги мне и папе.
— И как тебе только в голову взбрело такую чушь нести?! Ну совсем без мозгов! — Кричал дед.
— Андрюша, расскажи-ка, это кто тебе сказал, что в Германии стену снесут? — Допрашивала бабушка в роли доброго полицейского.
— Да кто, кто! — Отвечал дед за меня. — Понятно, кто же! С этим ясно всё!
— Андрюша, её не могут снести, понимаешь? Она нужна! Это как сказать, что в нашем доме снесут стену! Сам подумай, как же жить тогда? К нам же воры полезут, ведь верно? Вот и в Берлине, если снести эту стену, то полезет к людям всякий сброд, он жить не даст!
— Да что ты объясняешь?! Бесполезно! Он уж дряни нахватался! Твоя школа! Сперва Галку упустила, а теперь… Вот результаты!
— Ничего не бесполезно! Андрюша, ты понял, о чём я сказала? Если бы в садике или ещё где-нибудь будешь повторять, что снесут Берлинскую стену, люди подумают, что ты дурачок! Мы ведь не хотим этого, верно?
— Да поздно Боржом пить! Дурачок, не дурачок! Подвёл ты нас, Андрюха, под монастырь! Посадят теперь нас за это!
— Ладно, может быть, ещё и не посадят…
— Да как пить дать!
— Может, всё это вырежут…
— Как же! Держи карман шире!
— Может, эту передачу закрыть раньше успеют, чем наш сюжет выйдет!
— Ага! Ещё скажи: «может, ещё конец света наступит»! — Парировал дед. — Ну, Андрюшка, ну что ты молчишь-то?
Я демонстративно отвернулся, не желая оправдываться.
— Видела, видела? Этот сопляк нас теперь игнорирует!
— Не смей бить ребёнка!
— Хорошая затрещина на пользу только будет!
— Прекрати!
— Дозаступалась! Твоя школа! Вот, приехали!
Они ругались ещё некоторое время, пока в дверь не позвонили: это видимо, за мной приехал папа. Дед и бабушка отправились в прихожую. Через минуту их крики и обвинения, теперь уже в адрес отца и того, что он внушил мне ахинею об объединении Берлина, звучали оттуда. Чтобы чем-то забить эти звуки, оставшись один, я включил телевизор.
Шли новости.
Спустя, несколько мгновений, когда дед, отец и бабка, не прекращая ругаться, вернулись в гостиную, взорам их предстала следующая сцена. Изрисованный какими-то каракулями бетонный забор на экране осаждали толпы людей: кто взбирался, кто пинал ногами, кто бил молотком, кто чем ещё. Потом бульдозер выломал один бетонный блок. Тот свалился под общий восторженный крик; по ту сторону нарисовались растерянные физиономии пограничников.
Взрослые все разом замолчали.
Да я тоже офигел, чего уж там.
Четверть часа спустя, когда мы с папой вышли на улицу, возле подъезда я обнаружил страстно целующихся Пашу Осинцева и Наташку Буренкову. Видимо, Виленчика она уже забыла. Ну и ладно: хоть кому-нибудь какая-нибудь польза изо всей истории с телевизором.
10.1
На другой день поменялась власть в Болгарии: в отставку ушёл Тодор Живков, простоявший куда дольше, чем Берлинская стена. К сносу последней приступили уже официально, и, судя по выпускам новостей, стабильности послевоенных границ это не мешало и линии КПСС ничуть не противоречило: наоборот, свидетельствовало о том, что Перестройка семимильными шагами топает про планете. Дэн Сяопин вроде тоже засобирался на пенсию. В Чехословакии забастовали студенты, а затем их поддержали и рабочие: с каждым днём телевизор показывал всё более и более многолюдные демонстрации в Праге. Грузия решила больше не признавать союзных законов; прибалтийские республики объявили себя экономически независимыми. К войне в Нагорном Карабахе добавилась ещё одна — в Южной Осетии: это было очень странно, и я слышал, как Илиада Михайловна недоумевает, каким образом союзные республики могут воевать между собой или внутри себя, когда они входят в одно государство; нянечка советовала ей не думать о войне, а сосредоточиться на поисках дефицитных зимних сапог и капроновых колготок. На этом фоне даже первые демократические выборы в Бразилии, революция в Сальвадоре, переворот на Коморах, убийство ливанского президента и смещение Ганди в Индии остались незамеченными: уследить за всем и сразу не могли бы даже взрослые. Когда умер князь Лихтейнштейна, мальчик Рома в садике сказал, что это наверняка от удивления по поводу происходящего. Я был с ним солидарен: кажется, попытки осмыслить всё творящееся вокруг нас, отследить все тектонические плиты, разом пришедшие в движение, не выдержал бы ни один человеческий разум. Так что мы решили просто ничему не удивляться, ничего не замечать и ни на что не реагировать. Ну подумаешь, упал самолёт на Советск. Ну, подумаешь, ещё один в Колумбии взорвали мафиози. Ну, подумаешь, проснулись мы от грохота однажды и увидели идущую через всё небо чёрную полосу.