— Если серьезно, Ангелина, — Адам встает и поворачивается ко мне спиной. — Все, с кем разговаривали мои люди, отказывались.
Сейчас почему-то особенно трудно дышать. Все отказались. Никто не захотел променять жену и будущего ребенка на деньги.
И сумма немаленькая.
Отказались.
Согласился только Андрей.
Это больно ранит. Вот так узнать, что любимый человек — предатель. Что деньги для него важнее всего, что ни ты, ни планы на совместного ребенка ничего не значат.
Родион, будто почувствовав мое состояние, кряхтит и начинает выкручиваться от неудобства. Его темные глазки-бусинки внимательно смотрят на меня, а рот кривится в недовольстве. Соски-то нет. Он и так проспал довольно долго без нее.
Краем глаза замечаю какое-то движение сбоку.
Адам подходит ближе. Останавливается в полуметре от меня и внимательно смотрит на ребенка. Я почему-то думаю о том, что Родион родился не похожим ни на кого из нас. Ни на меня, ни на Андрея.
После рождения я не понимала, как такое может быть, но подумала, что нужно подождать. Новорожденные ведь все на одно лицо?
Оказывается, нет.
Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.
Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?
Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина, Адам трепетно касается Родиона. Проводит подушечкой большого пальца по его крохотной ручке и улыбается!
Вот она — встреча отца и сына.
Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.
Вот то, чего мне не хватало в муже — искренность.
Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.
— Ну привет, — его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.
Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд — пронзительно плакать.
— У него что-то болит? — обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.
Наверное, это истерика после всего пережитого.
— Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.
Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:
— Нужна какая-то определенная модель?
— Да, — киваю. — Купите силиконовую с прикусом.
Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.
— Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.
— Я хорошо себя чувствую! — возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.
Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?
Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.
— Тебе покажут вашу комнату, — произносит он. — Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.
— Я останусь здесь? — удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.
В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?
Я не согласна!
Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?
— Мы поговорим об этом за ужином, хорошо? Решим все потом, у меня сейчас нет времени, намечаются важные переговоры.
— И что мне просто сидеть в комнате?