Бабушка, наверно, на огороде сейчас … хоть бы не испугалась … мама наверно с дядей Лешей приехала … опять на кухне курить будут, а бабушка кашлять начнет … опять Рыжика тискать будет … хоть бы он поцарапал ее … я резиночки в шкатулку не убрала … и в комоде вещи не сложила … лучше бы она никогда не приезжала … опять будет обзывать … может соскучилась и не станет кричать … я уже не успею ничего убрать в спальне … хоть бы мне больше досталось, чем бабе … а может она завтра уже уедет … а если она насовсем приехала … опять к тете Гале пойдет, а мне с Виолеткой водиться пол ночи … или к Гребневым уйдет, а бабушка ночью плакать будет … опять придет пьяная, а завтра ничего не будет помнить … и ляжет спать со мной на диван … а утром от нее будет ужасно вонять … и ноги свои колючие ко мне прижимать … и опять я буду все делать дома … а скоро суббота … опять эта генералка … опять все вытряхнет из тумбочек … бабушка только накопила денег на машинку, а мама опять себе на вещи заберет … и в итоге прожжет их своими сигаретами, как тот красивый розовый халат … Опять будет с бабой ругаться из-за всего … выкинет кухонные полотенца и склянки бабушкины … постоянно они ей мешают … а может она изменилась … а вдруг она дневник найдет … а если в альбом залезет … я буду просто молчать … как говорила бабушка … тем более она давно меня не била … может, потому что я уже взрослая … конина … опять скажет, что я в штанах и футболке как пацан … может мне так удобно…
Чем ближе Карина подходила к дому, тем злее она становилась. В такие моменты она сильно сдавливала зубы и поджимала пальцы на ногах, пока их не сводила мелкая судорога. Машины дяди Леши не было нигде поблизости. Значит, одна приехала, подумала девочка. Прежде чем подняться по ступеням, она осмотрела себя — не было ли на ней колючек или грязи. Карина распустила собранные в хвост длинные волосы. Медленно поднялась на крыльцо, потянула на себя ручку, пружина с тугим скрипом растянулась через дверной косяк, девочка быстро прошмыгнула в подъезд, и дверь резко захлопнулась за ней. Этот хлопок за спиной был настолько громким, что девочка испугалась. И вдруг вспомнила.
Маленькую Карину выносит на улицу мама и быстро возвращается в дом. Тяжелая, обитая ватином дверь гулко хлопает за ней. Девочка смотрит на свои валенки и снег, который очень красиво блестит от света фонаря. За забором очень темно и шумит ветер, но раз мама одела так тепло, значит, надо будет туда идти, а с ней не страшно. Шарик прыгает и захватывает пастью снежинки, но цепь не дает делать этого в полную силу. Бедный Шарик. Жалко, что нельзя подходить к нему близко. От колючего шарфа чешется лицо. Дома опять что-то гремит. Мама выходит босиком на крыльцо, вытаскивает большую клетчатую сумку.
— И ее ты больше не увидишь. И с работы тебя уволят, мент хренов! Все узнают, что ты выгнал ночью в мороз жену с ребенком.
Мама плачет.
— Ты сама ушла. — Голос папы раздается из сенок, откуда очень вкусно пахнет вяленой рыбой.
— Сама ушла, а ты сидишь на жопе ровно! И на дочь тебе плевать! Видишь, Кариночка, как папа нас любит? Сейчас к бабушке пойдем пятнадцать километров по морозу. — Мать обувает на босые ноги валенки и накидывает на цветастый халат длинную черную шубу.
— Ну, куда ты собралась сейчас с ребенком? Ты о ней хоть подумай. — В дверном проеме появился папа. Высокий и плечистый, с широкими черными бровями и тяжелым взглядом.
— Ты же о ней не думаешь! — Мама стащила сумку с крыльца и поволокла ее к воротам.
Карина знала, что папа ее любит. И что мама ее любит. Но друг друга они совсем не любят. Во всяком случае, так говорила бабушка.
— Короче все! — Папа повышает голос, очень быстро оказывается около Карины, берет ее на руки и несет в дом.
— Не смей ее трогать! Я посажу тебя! — Мама бросается вслед за ними в дом.
Карина пугается и плачет.
Как странно в памяти всплывают куски впечатлений из детства. Из совсем еще неосознанного возраста. Вряд ли бы Карине пришло это на ум, когда она играла в посудку с подругами. Но именно сейчас это проступило ярким снимком, когда было страшно от неизвестности. Она искала в этом страхе спасительный закуток. Забежать в него — и ничего нет. Ни Тоньки, ни красного платья, ни боязни за бабушку. Но надо было идти.
Девочка боялась своего подъезда. Хоть и жила здесь уже почти десять лет. Здесь было всегда темно, потому что никто не мог починить проводку. А может, проводки и вовсе не было. Чтобы дойти до своей квартиры, ей нужно было пройти по узкому коридору, потом повернуть направо и зайти в так называемый «карман», в конце которого располагались две квартиры напротив. Та, что была слева — Карины. И все это — буквально наощупь. По стенам то и дело ползали пауки, которых девочка ненавидела. Всякий раз, ступая по деревянному полу подъезда, она с опаской вела указательным пальцем по стене, пока не нащупывала косяк. Это означало, что она дошла. Гораздо неприятнее было наткнуться рукой на паука. Тогда девочка вскрикивала и быстро стряхивала с себя насекомое, даже если оно так и оставалось сидеть на стене.