Трудновато было открывать парадную дверь… но справилась, ничего не уронила. Медленно стала подниматься по лестнице. Как приятно будет сейчас выложить все покупки, поставить в воду цветы, сесть на диван и отдохнуть!
Кто-то вошел в парадную дверь. Мужские шаги. Светлана со всем своим хозяйством отодвинулась к перилам, чтобы он мог пройти. Но он не обогнал ее, он подошел вплотную… слишком быстро и слишком близко подошел.
Светлана обернулась. Перед ней стоял высокий и худой подросток. Раньше чем она успела удивиться, или испугаться, или даже просто подумать что-нибудь, он ухватился обеими руками за ее сумочку и рванул к себе.
Первое инстинктивное движение было — сопротивляться. И сейчас же привычная мысль — надо беречь себя. Он может толкнуть.
И еще подумала — знакомы эти руки: худые, узкие в запястье, широкие в кисти. Но те, знакомые, были меньше — или больше? — этих рук. Как раз в то мгновение, когда Светлана выпустила сумочку — или парень вырвал ее? — он поднял голову, и они узнали друг друга.
В глазах Володи Шибаева был ужас, и на лице Светланы тоже. Он повернулся и бросился бежать. Упала щетка, рассыпались цветы, авоська осела на ступеньках, как оседает на кухонном столе круглый ком теста. Светлана быстро спустилась с лестницы, вышла во двор. Володя Шибаев бежал прямо к воротам, другого выхода не было, кругом заборы. И казалось, что он бежит не торопясь.
В ворота вошли люди. Володя по-мышиному заметался вдоль высокой стены забора.
Мышь, на которую выпустили кота, кажется очень заметной именно потому, что двигается и что-то есть обреченное в суетливой медленности ее движений.
Идущие от ворот приостановились — это был Егор Иванович и его жена. Они удивленно смотрели на Светлану и на Володину суету. Видимо, заподозрив неладное, Егор Иванович крикнул:
— Эй, парень, стой! — и бросился к Володе. Светлана с ужасом подумала:
«Сейчас его поймают!..»
Володя подпрыгнул, подтянулся на руках и, перемахнув через забор, исчез в соседнем саду.
— Украл он что-нибудь у вас? — спросил Егор Иванович, подбегая.
— Сумку из рук вырвал.
— Эх! Вы бы крикнули — я бы его перехватил. А теперь… — Он тоже сделал попытку перелезть через забор, но оказался для этого слишком грузен. — Ищи ветра в поле! В сумке-то что было? Денег много?
— Да вот, разменяла сто рублей, щетку купила, картошку… Главное, паспорт был… и фотографии… Но главное-то, конечно, не в этом, — непонятно докончила она.
— Вы бы его хоть щеткой ударили! — сказала жена Егора Ивановича, поднимая брошенную на лестнице щетку.
Егор Иванович понес Светланину авоську. Светлана грустно собирала разбросанные на ступеньках желтые баранчики — они такие весенние, молодые, жалко, если затопчут их.
— А по-моему, так ты даже обязана в милицию заявить!
— Костя, я уже сказала, что не хочу.
— Ну, тогда родителям.
— Ты ведь знаешь, какой у него отец. Я тебе рассказывала.
— Так что же ты думаешь делать? Украл — пускай ворует дальше?
В дверь постучала Варвара Андреевна.
— Светлана, тебя какой-то мальчуган спрашивает.
Волнуясь, Светлана вышла в переднюю. Костя тоже шагнул к дверям, она остановила его:
— Не ходи.
На площадке лестницы стоял мальчик, неожиданно маленький, лет шести, не больше. Обеими руками он держал пакет, тщательно перевязанный тонкой веревочкой.
— Вы Светлана Александровна? — деловито осведомился он.
Где-то она уже видела эти темные глаза и щеки, похожие на две половинки яблока.
— Да, это я.
— Вот. Вам.
Он сунул ей в руки пакет и не сбежал даже, а как-то ссыпался с лестницы.
— Что такое? — спросил Костя, когда она вернулась в переднюю.
— Думаю, что это моя сумка.
Светлана разорвала оберточную бумагу.
— Вот видишь! Я знала, знала, что он вернет!
— Деньги-то целы? Сосчитай.
— Не буду считать. Без денег он не вернул бы сумку.
— Бывает, что возвращают только документы. Сосчитай все-таки.
— Точно-то я не помню… кажется, все. Вот видишь, и паспорт, и фотографии… твоя и Димкина… Мне так досадно было… Костя, вот видишь!
Ему было жалко омрачать ее торжество, но все-таки не удержался, сказал:
— Благородный разбойник. Своих не грабит. Светлана, а если бы он не узнал тебя или это была бы незнакомая женщина, думаешь, вернул бы?
— Костя, не будь циником.
— Никакой я не циник. Просто ты считаешь, что теперь все в порядке, а я этого не считаю.
Нет, Светлана не считала, что теперь все в порядке. Весь день она ни о чем другом не могла думать. Она не сомневалась, что сумку Володя вернет. Но что заставило его это сделать? Боязнь ответственности? Своеобразная воровская этика? Уважение к бывшей своей учительнице?