Петр Юшко
Мама
Мама
Рассказ.
Холодно с правого бока. Опять поддувает в эту щель. Надо нагрести туда листьев пока еще свежие. Пока ветром пока не разогнало. Вот и снова осень, и зима следом будет. Как всегда. Темень в лесу. Мокро. У Мужа лапу крутит и спит опять отдельно. А я одна лежи тут и ворочайся с боку на бок. Совсем одна. Ничего не хочется уже давно. Как Нася ушла за реку, так совсем одиноко мне. Тоскливо так бывает! Вроде и Муж рядом, а словно одна. Он, со своими закидонами, надоел хуже горького соснового корня. Опять шишки не так сложила! Зачем утащила мой пень! А чего он тут валялся? Уборку кто-то в семье должен делать. А куда утащила и сама уже не помню. Вроде тут лежал, пень этот драный. Забыла, зачем и тащила. Но, не признаваться же. Не из-за пня разворчится, так из-за чего другого. Старый уже. Больной весь. Лапы ломит, голова болит. Эх. Как там Нася живет сейчас? Ведь даже берлоги своей нет. Чужие деревья кругом. И Лохматый этот. Его запах доносит со стороны реки иногда. Это от него. Думаю все про него. Наш ли? И как такого огромного-то нашла? Ох, тревожно на сердце. Что получится у них? Хоть бы котятки получились! Двое сразу. Я бы успокоилась. Перестало бы болеть сердечко. Так давно не чую запаха Еники! Ведь совсем недавно лежала у меня между лап. Маленькая, худенькая, такая родненькая. Играла рядом, по спине моей каталась, как на горке. И Муж молодой был. Ох, какой был молодой. Сильный. Как он того черного гнал по лесу! Счастье было какое, так и переполняло всю меня! Запах безумный шел от него, милого моего! Черный драпал в гору! Как он драпал своими косолапками! Ха, а еще лез ко мне, дурак. Куда тебе! Ни сучка тебе не обломилось, телепень. Милый мой лучше в сто раз. В тысячу!
И вот сейчас одна. Лежу одна. Ушла Еника. Вот так же, как и Нася, сначала за реку ушла со своими. Но, хоть виделись. Приходила в гости, и котяток своих приводила. Такие крохи, так хорошо было рядом со всеми. Не одна я была. Доченьки были рядом. И котятки их рядом. А сейчас совсем одна. Сейчас главное слово в жизни — была. Все была, да было. Словно и не жива уже. А Еника за гору в другой лес отправилась. Ох, понесло дурня ее, сибирского, туда! Безопаснее там, говорил. Там тварей нет! Да с чего там безопаснее? Нет там тварей, как же. Везде они есть теперь.
А мой? Храпит, вон, рядом. Дышит-то как тяжело. Ведь болен совсем. Голова вся в шрамах. А услышал давеча собак, снова полез в гору. Куда тебя, дурака, поперло? Кричала ему, кричала, все одно. Полез в драку. Вот и получил от тварей пулю в плечо. Долго заживает. Может, тоже пойдем в тот лес, за реку? Вдруг, смогу уговорить его пойти за Насей. А там и Еника ближе будет. Хоть запах ее иногда чуять. Ворчит, мол, тут жить надо. Орать снова начинает! Должен я охранять лес, чтоб твари дальше не прошли! Как же, слушают они тебя. Не пойдут. Ха. Что ты против их грохоталок сделаешь? Но к Насе и ее Лохматому эти двое уже точно не пройдут. Тут остались. Муж знает свою работу, тут ничего не скажешь. Лежит один из них, воняет под корягой. Пусть воняет. Другие, может, и не полезут к нам. Ведь, мы не трогаем никого. Нет, лезут со своими псами, грохоталками вонючими. Такой был раньше лес спокойный. Еника росла тут, вообще про них не знали ничего. Маленькие меня уж и не помнят. Ох, маленький Дан, старшенький, узнает ли, если встретит в лесу? Вырос уж, поди, как! С отца размером, наверное. Увидит меня, так зарычит. Софа не зарычит, Софа бросится к бабушке обниматься и ласкаться. Наверное. А может, и нет. Так далеко ушли, что и запах их теперь не слышу. Выходила на горку давеча, нюхала тот воздух, нюхала, а не слышу. Никого из них не слышу. Ветер оттуда был, из того леса. Ни капельки не наносит даже. Живы ли? Сходить туда? Куда мне теперь так далеко ходить. Да и Муж разорется. Снова будет нервничать. Дурак старый. Лежал бы уже, не выпендривался. Ох, опять в спине заболело, повернусь немного. Это все холодным надуло со щели. Зима скоро. Вот, повернусь, на другой бок. Скрипнуло-таки бревно. Ну вот. Проснулся старый пень.
— Спи, это я ворочалась. Спи, говорю. Ни куда не надо идти разбираться. Да, на месте твои шишки!
Разберется он. Ага. А жаль его. Лапу левую ломит по ночам, аж плачет во сне. Так и стонет ночью. Скажи ему про это, так задерет, не поверит. Хотя куда ему. Скорее я его теперь задеру. Котенок задерет его, старого. Морда седая вся стала. Когти такие огромные, что назад загибаются. И как так время пролетело быстро? Вроде вот вчера я еще маленькая была со своей мамой. Еника и Нася, словно только что лежали крохами на моих лапах. Грели мое сердечко. Маленькие розовые пальчики перебирают мне шерсть. И, вот, на тебе, приехали. И какая я в старости-то буду? Ха, смешно получилось. Вот, снова стонет во сне. Совсем Муж мозги теряет. Набрал целую кучу шишек, сидит весь день перебирает их. На кой ляд сдались? Лучше бы к Насе сходил. Лохматого этого опасаюсь. Очень большой. Но, мужик вроде неплохой, не обидит мою малютку. Она такая кроха. Куда такого? Одна там совсем. Как она без меня справится? Ведь не умеет еще ничего. Есть ли что покушать там у тебя? Солнышко ты наше, как же одиноко нам без тебя! Нужно нагрести листьев на стену. Дует мне сильно в спину. И бревно это переставить что ли в тот угол? Перестановку затеять завтра? Уговорю Мужа, а то всю зиму лежать в такой берлоге. Так и сил не осталось на перестановку. Енику я родила. Выкормила. Она четверых родила. Нася, моя Нася! Чуть не умерла, когда тебя рожала! Растет моя крошечка, мой котеночек. Скольких она сможет? Троих? Может тоже четверых? Эх, хорошо бы. Вот бы всех вместе собрать. Да куда там. Не получится уже. Раскатились все наши шишечки в разные стороны. Не увидеть мне их никогда. Далеко они теперь. Сердечко так и стонет в груди, так и тянет к ним. Но, я молодец. Двух дочерей смогла поднять. Кто бы поверил мне, что так получится. Сама бы не поверила. И откуда во мне силы эти берутся? Каждый день ведь до сих пор уборку в берлоге делаю. Запах вроде как? Волк? Или лось тот дурной снова приперся? Нет. Показалось. Ходят тут всякие, шарахаются. Спать не дают. А уж скоро зима. Снова спать так хочется. Год хороший был, сытный. Тварей почти не было. Завтра найду этот долбанный пень, чтоб он не нервничал и не орал. Снова проснется и будет таскаться по лесу, реветь: «Где мой пень, где мой пень»! Сам его и утащил, небось, к реке. Дурак, старый. Дурак то дурак, так ведь как любит меня. Опять запах! Нет, не кажется. Тварями пахнуло. Грибники? Так поздно? Ох, тревожно на сердце! Только бы не разбудили Мужа! Грохоталок не слышно, но пахнет. Так и есть. Идут снова! Да чтоб вас всех сосной прихлопнуло! Нет, не было шума. Нет, все спокойно, спи уже! Ну, все, понеслась струя бобра по канаве! Заворочался.