Может, раньше она даже была куском дома, но теперь стала моей планшетной подставкой.
Я долго размышляла, не обидятся ли на меня театралы за то, что я наглейшим образом «увела» у них бумагу, но, помыслив, пришла к выводу, что дам им дополнительную рекламу. Шанс на то, что кто-то из горожан сорвет листовку, чтобы потом найти нужные подмостки, низок. А вот пока будет разглядывать рисунок…
Этим утром рыночная площадь гудела, как растревоженный улей. Люди толпились у прилавков, набивали продуктами корзинки, висящие на сгибах локтей, переругивались и обменивались монетками.
Я бы физически не смогла перекричать всех, чтобы привлечь внимание к уличному художнику. Закусив губу, остановилась у одного из столбов и обвела пристальным взглядом ближайшие ряды.
Что делать? Что же делать?..
Идея посетила голову в тот момент, когда я уже начала приближаться к границе с табличкой «отчаяние».
— Самые свежие фрукты в городе! — этот голос перебивал все остальные. — Самые сочные персики! Румяные яблочки! Груши! Вы только посмотрите, какие груши!
Мне не составило труда найти взглядом ту, чей голос оказался громче остального гвалта.
Невысокая полноватая женщина лет пятидесяти. Цветастый платок, из-под которого выбилось несколько черных кудряшек, падающих на широкий лоб. Раскосые глаза, мясистый острый нос и тонкие брови с изломом.
Улыбнувшись собственным мыслям, я прислонилась к ближайшему столбу, положила поверх дощечки стопку листовок и, вооружившись угольком, приступила к реализации своего плана.
Штрих. Растушевать кончиком рукава. Еще штрих. Вот эти морщинки показывать совершенно не обязательно. Тут сделать нос чуть меньше того, что в реальности. Глаза чуть больше. Приукрасить так, чтобы это было практически незаметно, но общий вид сделался намного симпатичнее.
Я прикусила губу, работая над портретом. Время от времени бросала взгляды на торговку, когда она мелькала между снующими туда-сюда людьми. И работала угольком, который так не вовремя начал крошиться.
Стряхнув лишнюю угольную пыль с листа, я выпрямилась. Да, не идеальный портрет. За двадцать минут идеально и не получится с таким материалом. Но весьма сносный монохромный скетч.
Именно с этим портретом я и направилась к торговке, надеясь, что меня не пошлют куда подальше. А то, пока рисовала, успела уловить около трех скандальных разговоров с этой женщиной.
— Доброе утро, — я улыбнулась, подойдя к ее лавке.
— Доброе, — буркнула она, даже не взглянув на меня. — Что брать будешь?
— Я тут стояла, наблюдала за вами, вы такая харизматичная, — на одном выдохе, произнесла я. — Не удержалась. Это вам.
И протянула ей ее же улучшенную копию, нарисованную на обратной стороне одного из плакатов. Торговка мазнула взглядом по рисунку, отвернулась и тут же резко повернулась обратно.
Глаза округлились, рот приоткрылся, а руки сами потянулись к портрету.
— Это… я? — удивленно охнула она, недоверчиво рассматривая изображение. — Как красиво.
— Я рада, что вам нравится, — как можно любезней отозвалась я.
— Но у меня нет лишних денег на это, — тут же взяла она себя в руки.
— О нет! — поспешила я ее перебить. — Это подарок.
— Подарок? — она удивилась еще больше и подняла на меня глаза. Синие и яркие, наполненные жизнью. — Но за что?
— Просто, — пожала я плечами, не собираясь раскрывать свой план. Все же этот подарок был корыстным, не хотелось сообщать об этом в лоб. — Мне захотелось вас нарисовать. Меня Яра зовут.
— Дэрия, — явно сбитая с толку торговка кивнула мне в ответ и опять залюбовалась портретом.
— Сколько за три груши? — рядом со мной появился невысокий жилистый мужик.
— Тринадцать медяков, — машинально отозвалась торговка. А потом приосанилась и посмотрела на меня. — Я тебя тут видела. Ты вчера на рынок приходила, да?
— Ага, — я обрадовалась, что меня запомнили по наряду. Этот план сработал, уже хорошо. — Я недавно приехала. Вот осматривалась.
Грозная и скандальная женщина окончательно растаяла, отмахнулась от мужика, который пытался сбить цену на груши, и затащила меня к себе за прилавок.
— Я бы в жизни не смогла позволить себе портрет. — Покачала она головой и попыталась воткнуть мне в руки самое спелую из груш. — Возьми в знак благодарности. Буду тебе цену сбивать, как своей.
— Спасибо, — я не стала отказываться. Голод проснулся неожиданно. А я вспомнила, что в последний раз что-то ела перед тем, как дома начала писать картину маслом. Объедать детей не решилась — яблоки дома были, но вдруг у меня ничего не выйдет сегодня, и им придется этим еще фиг знает сколько времени питаться. Желудок недовольно заурчал.