— Да, — кивнул наш судмедэксперт. — Только его доза очень велика для собаки. Ей вкололи кубиков тридцать, не меньше. Как слону.
— Ого!
— У криладора есть побочное действие: в большом количестве он вызывает паралич, — объяснил Шер. — При этом сознание остается сохраненным. Так что, ребята, если вам доктор пропишет этот препарат, принимать его нужно строго по рецепту.
— То есть тот, кто убил дога, прежде чем распороть ему брюхо, сначала его обездвижил, — пробормотал Мэт. — А какой в этом смысл? Криладор, конечно, продается в аптеках, но стоит очень даже прилично. Почему же он не усыпил собаку каким-нибудь более дешевым рометаром или этаминалом?
— Наверное, ему надо было, чтобы собака оставалась в сознании, — предположила я. — И при этом не лаяла, не кусалась и не бегала.
— Думаешь, ритуальное убийство? Жертвоприношение?
— Сомневаюсь. При жертвоприношении обычно вырезают сердце, а здесь — желудок.
— Ну и что? Может, этого пса посвятили какому-нибудь особенному демону, которому больше нравится пищеварительная система. Помнишь, в прошлом году мы накрыли группу сектантов, которые резали обезьян из нашего зоопарка? Они им вместе с сердцем удаляли еще и печень.
Такое разве забудешь!
— …Тем более это одна из моих версий.
Мы дружно обернулись и увидели стоящего у открытой двери Алефа Кина, одного из следователей нашего отдела. Который, собственно, и занимался делом убиенных животных.
— Не знаю, Ал, — скептически сказала я. — По мне, так это кто-то ушлый хочет увести следствие в сторону, чтобы не обнаружилось что-то более серьезное.
— Ви, это точно не наркоторговцы, — произнес Алеф. — Я не утверждаю наверняка, что зверей убивают чокнутые сектанты, но эта версия мне ближе всего. Обрати внимание — тела находят раз в четыре дня уже третий месяц.
Ну да, распоротых кошек и мелких дворняжек нам ребята из отдела инцидентов не передавали, думали, что это ерунда. А потом, когда собаки стали крупнее и нарисовалась четкая система, забили тревогу — уж очень это было подозрительно. И противозаконно.
— Я все выходные провел в городской библиотеке, — добавил Ал, — и выяснил, что у некоторых языческих культов, начиная с февраля, идет период так называемого активного поклонения божеству. С жертвоприношениями. И жертва приносится раз в четыре-семь дней.
— Ал, я не против этой версии. Проверяй ее, конечно. Просто меня все никак не покидает ощущение, что мы что-то упускаем.
— Не бери в голову. Разберемся, не впервой. Я, собственно, зачем пришел… Мэт, собирайся, поедем еще раз осмотрим место, где нашли этого дога. И Леонарда с собой прихвати, нам его помощь тоже понадобится.
Как только за ними закрылась дверь, у Шеридана зазвонил стационарный телефон.
— Литт слушает. А, это ты… Да, у меня. Ага. Ви, тебя у кабинета ждет посетитель. Лео сказал, что это прекрасная юная особа.
Я задумчиво кивнула и отправилась из катакомб Шера к себе на второй этаж — к свету, теплу и юной прекрасной барышне.
Пока поднималась по лестнице, все думала о несчастных собаках.
Было в этом деле что-то цепляющее, не дающее покоя. Я, конечно, по специализации криминалист, но и следователем отработала порядочно, чтобы иметь на такие вещи неплохую чуйку — спасибо лиарскому начальству, которое свято считало, что: а) молодежь должна попробовать себя во всем, б) молодежью можно затыкать любые возникшие дыры.
Алеф, конечно, прав: не было еще у нашего отдела таких дел, с которыми бы мы не разобрались. Но поговорить с Кином стоит. Все-таки последние две собаки — не безродные дворняжки, а вполне породистые и, скорее всего, домашние. А раз они домашние, значит, наверняка стоят на учете в городской ветеринарной клинике, ведь прививочный календарь таких животных ведется очень строго. Если же они не наши, значит, надо затребовать у единой администрации порта и вокзалов информацию о всех прибывших пассажирах с собаками.
Впрочем, Кин наверняка все это уже сделал, все-таки въедливость и скрупулезность — главные качества его характера.
Дама, ожидавшая меня в кресле у дверей кабинета, действительно была очаровательна — с чудесными пепельными кудряшками, лучистыми голубыми глазами и совершенно потрясающей резной тростью. На вид я дала бы ей лет семьдесят, не меньше.
Но к Лео я не имею претензий. Он всегда говорил, что женщина остается юна и прекрасна до самого конца, даже если этот конец настанет, когда ей исполнится двести лет.
— Добрый день, — поздоровалась я с посетительницей, пропуская ее перед собой в кабинет. — Чем могу быть вам полезной?