Милый мальчик.
И вот, значит, я ремонты ремонтирую, обои клею, унитаз новый ставлю — причём, всё сама и одна. Ибо денег на молдавских рабочих у меня не было, равно как и желающих бескорыстно помочь, друзей. И в какой-то момент мой зайка зашёл забрать очередную порцию своих семейных трусов, и параллельно спиздил запасные ключи от хаты. А я эту фишку успешно проебала.
Собственно это была предыстория. А теперь — сам текст.
Итак, усевшись в своей отремонтированной квартире с телефоном в руках, я залезла в какой-то СМС-чат, и мне тут же написали: «Хочешь потрахать меня в попку страпончиком, а я тебе потом за это отлижу?»
Я задумалась. Вторая часть предложения прельщала, но смущало незнакомое слово «страпончик». Подумала ещё немного, и отказалась. И тут приходит сообщение: «Привет, меня зовут Никита, мне 18 лет, я живу в Реутово, давай пообщаемся?»
Слово «Реутово» тоже смущало. А вдруг это название психлечебницы? Но, попытка — не пытка. Познакомилась.
Месяц мы переписывались с ним по телефону, а потом созвонились, и решили отметить вместе День Победы, в 4 часа дня, в Патио Пицца в гостинице Интурист.
Я купила себе ослепительно рыжие туфли и оранжевую майку.
Никита купил кожаные штаны и выпросил у папы старый «Москвич»
Я накрасила губы красной помадой, и сунула голову в пакет с сухими блёстками.
Никита сходил в парикмахерскую, и выстриг на затылке букву «Л».
Я надушилась духами «Пуазон» и приклеила на сисьгу переводную татуировку.
У Никиты лопнули на жопе кожаные штаны, прям в «Москвиче», на полдороге ко мне.
У меня вскочила простуда на губе, и разобрал понос. За пять минут до выхода из дома.
Никита потерял карту Москвы и заблудился.
У меня кончились деньги на телефоне.
У Никиты — тоже.
…В 10 часов вечера мы с ним встретились на станции метро «Беговая».
От меня исходил крепкий запах «Пуазона», и еле уловимый — поноса.
Никита бросил «Москвич» где-то во дворах, и приехал на метро, прикрывая рваную жопу пакетом, в котором гремели пивные бутылки.
Мы очень обрадовались встрече, и тут же нажрались, пока шёл салют.
А после мне было наплевать на его рваную жопу, на то, что Никита весил аккурат в 2 раза меньше меня, на запах поноса и вообще на всё.
Я вожделела секеса. О чём тонко намекнула Никите:
— Смотри, какой салют… Ты тоже хочешь ебаться так же сильно как я, да?
Никита еле заметно кивнул, и зубами открыл ещё одну бутылку пива.
Я поймала такси, и мы поехали ко мне.
В пути моего потенциального любовника 2 раза стошнило на мои ослепительно рыжие туфли, а меня — один раз в его пакет.
Мы были влюблены друг в друга до безумия.
..Мы приехали ко мне, и залезли в ванную.
Мы пили шампанское, и играли в «джакузи для нищих».
Никита пытался сгрызть мою наклейку с сисьги, а я поливала пивом его впалую грудь.
Всё было очень гламурно. Очень.
В тот момент, когда я, с заливистым смехом, добривала его правое яйцо, во входной двери повернулся ключ…
Очарование искристой ночи в момент пропало. Все сразу протрезвели, и в оглушительной тишине тихо лопнул последний пузырик сероводорода, ещё не догнавший, что игра в «джакузи для нищих» на сегодня кончилась…
Я одними посиневшими губами шепнула:
— Дуй на балкон. Я дверь на предохранитель поставила.
Никита судорожно сглотнул, и быстро выскочил из ванной.
В дверь настойчиво позвонили.
Я беспомощно огляделась по сторонам:
В ванной плавали 3 пустых бутылки из-под Советского шампанского, мои рваные трусы и лобковые волосы Никиты; на полу валялись 2 бутылки пива и Никитины носки, и в воздухе явственно пахло пердежом…
В дверь начали ломиться с криками:
— Открывай, блядина! Ща убивать тебя буду!!!!!!!!!!
Стоп. Стоп. Надо действовать.
Все плавающие и валяющиеся на полу предметы были запихнуты под ванну, вода стремительно уходила в трубу, унося с собой лобковые волосы и обрывки моей сисечной наклейки, воздух наполнился запахом освежителя для туалета «Хвойный», и всё как в старом анекдоте: «Доктор, а теперь я вкусно пахну? — Угу. Такое впечатление, что кто-то под ёлочкой насрал.»
Плевать.
Дверь трещала под натиском контуженных кулаков. А я с голой жопой носилась по квартире, распихивая по углам шмотки Никитоса. О нём самом я уже даже не вспоминала.
В оконцовке я напялила шиворот-навыворот ситцевую ночнушку, хлебнула пива, и пошла открывать дверь.
Зайка вломился в прихожую всей тушей. В руке у него болталась авоська с апельсинами, а глаза горели как прожекторы у Храма Христа Спасителя. Зайка взревел:
— Где он, сука??????
Я, изобразив ужас и недоумение, прошептала:
— Кто?
— Хуй в пальто! — снова взревел зайка. — Твой ёбырь!!!!!!!
Я прикинулась испуганной:
— Ты о чём? Какой ёбырь? Не видишь, я нажралась, и спала! Не веришь — давай дыхну… О, видал? Бухая я. Нихуя не слышала, что ты пришёл… Ой, апельсинки… Это мне?
— Нос в говне!! — вскричал зайка, но уже тише. И дал мне по башке авоськой.
Я икнула, и села на галошницу.
Зайка вихрем влетел в спальню, потом — в детскую, потом — на кухню, в ванную, и, наконец, в туалет. Там он по привычке полез в сантехнический шкаф, но памятуя о том страшном дне, когда он там застрял ебалом — просто сунул туда нос и руку. Никого не нашёл, и постепенно стал успокаиваться.
— Почему дверь не открывала?
Я, мысленно перекрестившись, и, подбирая с пола раскатившиеся цитрусы, тихо отвечала:
— Спала. Пьяная. Сегодня на Поклонку ездила. Деда вспомнила. Выпила с ветеранами, и дома ещё попила немножко… Не ругайся, я очень любила своего деду-у-у-у-у…
Тут я пустила слёзы-слюни-сопли, чем успокоила зайку окончательно.
— Ладно… Давай уж тогда я тебя выебу, раз зашёл, и пойду дальше на работу. У нас сегодня усиление, и как раз у твоего дома были. Вот я и решил зайти, апельсинов тебе принести…
Мне было уже похуй до того, что он спиздил ключи, чуть не выломал дверь, что снова припёрся…
Похуй.
Лишь бы ушёл поскорее.
Акт любви состоялся в прихожей под вешалкой, продолжался 17 секунд, после чего я осталась в квартире одна…
Не считая Никиты.
«Кстати, а где он?» — пришла в голову запоздала мысль.
Я метнулась на балкон. Там было пусто.
«Бля. Спрыгнул, что ли?»
Но вот окликать я его не рискнула. Потому что контуженный зайка вполне мог сидеть где-нибудь под балконом в засаде.
С этими мыслями я просто легла спать.
Утром, проснувшись и умывшись, я первым делом позвонила подруге Юльке, и, жуя бутерброд с колбасой, рассказала ей про своё ночное приключение. Юлька ржала-ржала, а потом спросила: «А Никита-то где??»
Тут я подавилась. Потому что, пока Юлька не спросила — мне как-то самой об этом не подумалось… А и правда — где?? Откашлявшись, я предположила, что он спрыгнул с балкона, разбился, и его труп сожрали собаки. Юльке этот вариант показался неправдоподобным, и она предложила мне набрать Никитин номер.
Набираю. Гудок идёт.
Через пару секунд я услышала голос:
— Привет! Ну, ты как, цела?
Ебать-копать! Жынтыльмен какой! Интересуеццо ещё моим здоровьем!
— Цела-невредима. А ты где?
— Я? Я в Реутово… У друга. Ведь ключи мои у тебя дома, в моей куртке остались… ты мне можешь щас привезти мои вещи?
Ахуеть, дайте две! Это ж каким таким образом он умудрился НОЧЬЮ, ГОЛЫМ, С БАЛКОНА ЧЕТВЁРТОГО ЭТАЖА съебаться в Подмосковье???????
Только ради того, чтоб это узнать, стОило поехать в Реутово.
И я поехала.
И рассказано мне было о том, что почуяв близкую свою смерть от рук контуженного оперуполномоченного, он, болезный, сиганул на соседний балкон, там притаился, и тихонечко околевал от холода. Когда в моей квартире стало тихо, Никита тихо пошуршал по соседскому балкону, и разжился тряпками, из которых сварганил себе портянки, набедренную повязку и косынку.