Я чуть не в обморок! Здравствуйте, я — ваша няня! Ну, я быстро из неё всё вытрясла. Трахнул наш дурачина её у бабки в деревне, и наплёл про горы золотые, да ещё и адрес наш оставил! Слава, ну что ты молчишь?
Этот вопрос адресовывался папиным плечам. Плечи ещё больше наклонились вниз, и папа глухо сказал:
— Закрой рот, Тань… Не ори. Соседи услышат. А с Женькой я сам поговорю. И точка.
…В темноте появились два дрожащих, ярких огонька. Фары!
Он выскочил на дорогу, сбив ногой аварийный знак, и замахал руками.
Фары приблизились, и остановились. Щурясь от яркого света, он, закрывая ладонью глаза, сказал в сторону водительской двери:
— Командир, я заглох. Глупо вышло — просто бензин кончился. Будь другом — слей, сколько не жалко, я заплачу!
Понятно было, что его рассматривают. Потом послышался голос с сильным южным акцентом:
— Зачем деньги, дорогой? А вот если бы я тебя попросил помочь — ты разве бы мне отказал? Ну, конечно, нет! По глазам твоим вижу. А я хорошо в людях разбираюсь, поверь. Десятый год в Москве таксую, всяких людей повидал. Давай канистру свою!
"Господи Боже… Кому рассказать — не поверят! На пустом шоссе, в 4 часа ночи, около заглохнувшей машины, останавливается азербайджанец, и дарит бензин! Такое только в дурацких байках бывает!"
Он до последнего не верил своей удаче.
"Так не бывает. Это чушь какая-то!"
А потом сел в Бентли, и он снова сыто заурчал…
— Ирка! Ирочка! Ира, открой!!!!!
Я бегал под окнами её дома, и колотил по стеклу костяшками пальцев.
Я приехал за ней следующим поездом "Москва-Шахты". Деньги на билет дал папа. Он же написал записку классной руководительнице, о том, что меня не будет в школе неделю по семейным обстоятельствам. Он всё понял, папа. Он открыл входную дверь, и сказал: "Езжай на вокзал, и купи билет на поезд. Скажи ей… Сам найдёшь, что сказать. Иди. Я знаю, ты поступишь правильно".
А потом из-за захлопнувшейся двери послышался плач, и мамины крики:
— Дурак! Дурак! Что ты натворил? Верни Женьку обратно! Женя! Быстро вернись домой!
Но я уже летел вниз по лестнице.
— Ира, нам поговорить надо… Ну, выйди, а? — я по-щенячьи скулил, понимая, что унижаюсь, но ничего поделать не мог…
И когда уже не осталось надежды, и когда кулак потянулся по привычке ко рту, распахнулась дверь, и на крыльцо вышла Ирка.
Зарёванная, с растрепанной косой, в галошах на босу ногу, и в самом любимом мною платье — в мелкую ромашку…
Я прижимал её к себе, я подставлял свою впалую мальчишечью грудь под Иркино мокрое от слёз лицо, и даже не отдавал себе отчёта в том, что говорил:
— Ир… Не плачь, Ир… Я приехал… Я не тебя не брошу… Я с тобой…
Я прожил у бабушки пять дней, и вернулся в Москву, пообещав Иришке вернуться за ней через полгода.
И больше никогда не вернулся.
… Впереди замаячили огни аэропорта Внуково.
Напряжение внутри достигло критической силы.
Казалось, достаточно пылинки, опустившейся сейчас на его одежду — он это почувствует, и взорвётся.
Он управлял машиной одной рукой, а вторую, сжав в кулак, плотно прижал к губам, и чувствовал собственные зубы костяшками пальцев.
"Ира. Ириша. Прости меня, Ирка… Я так и не успел перед тобой извиниться. Я так и не успел тебе ничего рассказать. Про то, как мама сдала нашу старую квартиру, и мы все переехали в бабушкину, про то, как я не поступил в институт, и уехал служить в Казахстан, про то как я вернулся домой обратно в мою старую "двушку" на Каргопольской улице, потому что за неделю до моего дембеля мама с отцом погибли в автомобильной аварии… Прости, Ирка… Я не отпущу тебя, хорошая моя, я заберу тебя с собой! Теперь я понял, почему я так и не женился на Марине — я её просто никогда не любил. Как тебя. Я не знаю, что с тобой сейчас, может быть, ты замужем, и у тебя есть дети — мне всё равно. Детишек заберём, а с мужем… А с мужем всё решим, Ира. Он поймёт. А если не поймёт, значит, заберу тебя силой. Ты — моя!
Чёрт! Я больше не могу! Эта дорога когда-нибудь кончится или нет?"
Дорога кончилась.
Бросив машину, и сунув, не глядя, какую-то купюру заспанному охраннику на стоянке, он, тяжело дыша, и, подпрыгивая от гулкого стука собственного сердца, влетел в зал ожидания.
Судорожно сглотнув, он огляделся по сторонам: в зале сидело человек тридцать-сорок. Кто-то из них спал, кто-то читал, кто-то слушал плеер…
Женщин среди пассажиров было около дюжины. Но ни одна из них не была Иркой. Даже если предположить, что Ирка за эти двадцать с лишним прошедших лет, могла измениться до неузнаваемости — всё равно не сходилось. Присутствующие в зале девушки попадали в возрастную категорию от "15 до 25".
Ирки среди них не было.
"Нет. Этого просто не может быть. Мне же это не приснилось? А она точно сказала Внуково? Или Домодедово? Нет. Точно: Внуково. Искать, Ерохин, искать!"
Встав посередине зала, он негромко позвал:
— Ира!
Оглянулись 3 девушки, пристально на него посмотрели, и отвернулись.
"Где она? Куда ушла? Карточка! У неё ведь была телефонная карточка! Она могла пойти позвонить! Кому? А чёрт его знает — кому? Но это единственная, последняя версия!"
Он подскочил к сонному охраннику, и спросил:
— Где у вас телефоны-автоматы?
Охранник приоткрыл один глаз, на секунду сжал висящую на поясе резиновую дубинку, потом расслабил руку, и кивнул головой:
— Там.
Он рванул к телефонным будкам. И уже издали, заметив, что все они пусты, всё равно не сбавил шаг.
Запыхавшись, остановился у крайней, чувствуя, как его сердце бьётся где-то в горле.
Ещё не осознав ничего, он беспомощно повернул голову, и вдруг увидел лежащий на телефонном аппарате белый листок.
На автомате он протянул руку, и взял его.
Это была вырванная из записной книжки страница.
С маленькой буквой Ж в левом верхнем углу.
"Женя, я тебя люблю. Очень-очень. Ирина Смирнова"
"Чёрт. А я ведь даже не знал, как выглядит её почерк…" — мелькнула мысль, после чего он осел на пол, прижав ко рту скомканный листок, и громко захохотал.
Одна на всех — мы за ценой не постоим
26-12-2007 17:36
Стою у зеркала. В розовых пижамных штанах, и в тапочках.
Всё.
И внимательно себя изучаю.
Прихожу к выводу, что тому мудаку, который придумал моду на двухметровых сисястых сволочей, с параметрами метр дваццать-пиисят-девяносто — надо лицо обглодать. Зажыво.
Патамушта я этим извращённым параметрам не соответствую нихуя.
Так, импирически, я прихожу к выводу, что все мужики — козлы.
Вы не поняли логики рассуждений? Ебитесь в рот. Это ваши проблемы.
А теперь — о моих.
***
— Сука ты, Лида! — с чувством выплюнул мне в лицо контуженный боксёр Дима, с которым я на тот момент нежно сожительствовала, и уже начинала смутно догадывацца, что год жизни я уже бессмысленно проебала.
— Пиздуй к Бумбастику! — Сурово ответила я своей зайке ("зайка" в моих устах, штоп вы знали — это страшное ругательство, ага), и захлопнула дверь.
Потом села, и перевела дух.
Так, если зайка меня послушаецца, и попиздует к Бумбастику — значит, через пять минут мне позвонит Бумбастикова жена, по совместительству моя подруга Юля, и нецензурно пошлёт меня нахуй, пожелав мне покрыцца при этом сибирскими язвами и прочей эпидерсией.
Теперь всё зависело от зайки…
И зайка не подвёл. Зайка совершенно точно пришвартовался у Бумбастика…