И, наконец, началось! В тишине, которая казалась звенящей, из-под днища ракеты показался клуб пыли. Этот пылевой хвост вылез широким раструбом и, смешавшись с дымом и газами, быстро заволок нижнюю и среднюю часть ракеты, а через пару секунд, сквозь завесу, внизу пробилось пламя. До Синицына дошёл чудовищный рёв, кто-то из солдат даже присел от страха. Неудивительно, ведь это вырывалась наружу мощь в тридцать миллионов лошадиных сил – таких табунов местные пески не видели за всю свою кочевую историю ни с Чингисханом, ни без него!
Воздух вокруг начал дрожать, словно он состоял из какой-то желеобразной субстанции. Синицын задрожал тоже. Всеми органами чувств он впитывал этот стартовый рёв, это колебание воздуха, эту ярость пламени, прорывающегося сквозь клубы дыма! И для него это было как рождение – рождение то ли Бога, то ли дьявола, то ли чего-то нового в мире и в нём самом!
Тем временем ракета оторвалась и медленно, тяжело, пошла вверх, а пламя под ней стало вертикально вытягиваться. В какой-то момент она на полсекунды как бы замерла в одной точке, но это была лишь временная иллюзия, после которой разгон стал уже неотвратим. Пламя превратилось в широкий сноп, и ракета свечкой ушла в небо под гул своих сопел!..
Когда люди пусть на миг, но становятся свидетелями чего-то неординарного, даже величественного, то всё мелкое, суетное и наносное в их жизни отходит на второй план. Так и в эти минуты среди сослуживцев Синицына не было ни дедовщины, ни Устава, ни каких-то иных условностей. Раскрыв рты, они синхронно провожали взглядами яркую точку, пока та не исчезла с небосвода, и это чувство сопричастности чему-то грандиозному было общим на всех. А когда затихли последние громовые раскаты, Синицын уже твёрдо знал, что этот день он не забудет никогда!
***
На земле уже улеглась пыль, а в небе растаял ракетный след, солдаты возвращались обратно в казарму. Они и сопровождающий их офицер шли молча, каждый по-своему переживал увиденное. Синицына же не отпускало чувство потери: он понимал, что вряд ли когда-нибудь увидит подобное снова. Но вместе с тем он ощущал и какую-то неоправданную гордость, гордость за то, что просто был рядом. Синицын тут же решил, что при первой свободной минуте напишет домой подробное письмо про этот запуск, но по пути до расположения все правильные и точные слова куда-то подевались, а в голове остался один только сумбур из эмоций. А ночью Синицыну приснился ещё один космический сон:
В ослепительно белом, как предбанник рая, МИКе он стоял в строю из двух десятков парней, так же как и он облачённых в синие тренировочные костюмы. У ближней к ним стены располагался стол с выпуклой красной кнопкой посередине. За столом сидели двое: подполковник, очень похожий на того носатого из штаба части, и Веселов. А по центру МИКа в ожидании следующего смельчака замерла здоровенная центрифуга, от которой неровным шагом возвращался в строй белый как мел паренёк, – было понятно, что тот не прошёл испытание. Тут под сводами корпуса дикторским голосом громыхнуло: «Курсант Синицын!»
Синицын вздрогнул от неожиданности, но не от страха, – что ему этот «парковый аттракцион», после того как его повертело в самом Центре Мироздания!? Он вышел из строя и направился к центрифуге. Проходя мимо стола с кнопкой, Синицын бросил короткий взгляд на Веселова. Тот его узнал и подмигнул, чтобы поддержать.
Сколько прошло времени, перед тем как на внутреннем экране капсулы зажглась надпись «Выход», Синицын не знал, но чувствовал он себя превосходно. Легко выбравшись наружу, он уверенной походкой подошёл к столу и отрапортовался. Веселов снова ему подмигнул, а носатый подполковник встал и, скрепив памятный момент рукопожатием, торжественно произнёс: «Товарищ курсант, Вы зачислены в отряд космонавтов! Поздравляю!»
И вот уже Синицын поднимался по трапу ракеты. К скафандру он всё ещё не привык, потому двигался неуклюже, словно сквозь вату, – это передавалось даже во сне. Где-то на середине подъёма он медленно обернулся назад, на степь за стартовым комплексом. Там, всего в нескольких километрах, стояли сейчас солдаты из его уже бывшей дежурной смены, и все они ждали запуска, не отрывая глаз от белого ракетного ствола. Зная, что они не смогут его разглядеть, Синицын всё же поднял руку в приветствии, подержал её пару секунд, а потом продолжил путь дальше…
А дальше, уже в тесной кабине, были только вибрация и гул, гул и вибрация. Синицын одновременно ощутил себя и кем-то из богов, и песчинкой, которой играют боги! Те несколько минут подъёма в космос показались ему нескончаемо длинными. Но прошли и они, прошли в тот самый момент, когда на организм Синицына будто подействовала супер-таблетка, даровавшая необычайную лёгкость. Синицын связался с Центром управления полетами, исполнил штатные процедуры, а потом, отстегнув страховочные ремни, выплыл в отсек.