– Митенька, родной, приехал, наконец-то. – Потом, посмотрев на него свозь слёзы, радостно произнесла. – А возмужал-то как! Настоящий мужчина, и не узнать даже. А я уж и не чаяла…
Окончательно сбитый с толку, совершенно ошарашенный происходящим, Дмитрий, стоял выпучив глаза, не зная, что сказать. Усатый мужчина встал и оперевшись единственной рукой о столешницу, сурово глядел на гостя. А женщина, сияя от счастья, вдруг заторопилась.
– Ой, что же это я старая, тебя на ногах держу, садись за стол, ты же с дороги. Я сейчас молочка холодного принесу, поесть приготовлю.
И насильно усадив гостя за стол, выбежала в сени, продолжая что-то радостно бормотать. Дмитрий робко сидел перед суровым мужчиной, буквально вжавшись в стул под его сверлящим взглядом.
– Ну выкладывай, что ты за фрукт, зачем прибыл и для чего её сыном прикинулся. – И повысив голос, требовательно добавил. – Кто таков!?
– Я… Дмитрий… Кузнецов.
– Что!!! – Чуть ли, не переходя на крик, возмутился тот.
– Но это правда. – Торопливо заговорил гость, опасаясь, что ему снова не дадут ничего толком объяснить. – Я однофамилец и тёска её сына, мы лежали с ним в одной больнице, только он умер, а я хотел сообщить об этом, но мне и слова не дали сказать.
– Цыц! Молчать! – Увидев, что женщина вернулась с крынкой молока, тихо прошипел мужчина, и дождавшись, когда она снова вышла из горницы, в полголоса, уже более миролюбиво продолжил:
– Стало быть, без злого умысла? А то не смотри, что у меня одна рука, я и одной тебя так отпотчую, что неделю сидеть стоя будешь.
– Простите меня, и в мыслях ничего плохого не было. – Понемногу приходя в себя, ответил Дмитрий. – Я, пожалуй, пойду…
– Куда?! Сидеть! –Снова повысил голос собеседник и тихо продолжил. – После инфаркта она, ты её этим известием убьёшь.
– А что же делать? – Растерянно ответил молодой человек, прислушиваясь, как за стеной зашипела на чугунной сковороде картошка.
– Слушай сюда. – Заговорщически продолжил мужчина. – Я Пётр Кузьмич, здешний председатель, будем так сказать знакомы. А ты вот что, мил человек, не говори ей ничего. Приняла она тебя за сына, ну и поживи ты здесь два-три дня. У неё, понимашь, память избирательная, так доктора говорят, что было вчера забыть может, а что было тридцать лет назад, до мелочей помнит, да ещё и видит плохо. Прошу тебя, сделай доброе дело, али торопишься куда?
– Да нет, не тороплюсь. Так ведь соседи или ещё кто скажут ей.
– Не переживай, соседи тут за это время не один раз поменялись, дружки и одноклассники, этого шалопая, давно по городам разъехались, а завтра я зайду к тебе, введу тебя, так сказать, в курс местных событий. Добро?
Дмитрий не успел ответить, вошла хозяйка, неся сковороду с дымящейся картошкой и мясом, и он лишь обреченно кивнул головой.
Мария Егоровна не могла наглядеться на возмужавшего и подросшего, как ей казалось, сына, периодически гладя его то по плечу, то по голове, а Кузьмич допоздна задержался в их доме, о чём-то в полголоса беседуя с гостем. Женщина ничего не замечала, счастливая и весёлая, готовила постель для долгожданного гостя. Наконец председатель ушёл, а Дмитрий, уставший не столько физически, сколько морально, повалился на мягкий и пушистый матрац. Но уснуть не получалось. За окном бледно мерцали летние звёзды, где-то стрекотал неугомонный сверчок, а ему вспоминался детский дом. Там, в далёком детстве он, как и все воспитанники, часто мечтал о том, что у него появится мама, мечтал услышать простые и такие драгоценные слова: «Митенька, сынок». Но не так. Не так подло и нечестно, воспользовавшись болезнью пожилой женщины. Он был противен сам себе, не выдержав сел в кровати, опустив ноги на прохладный дощатый пол, и вздрогнул, услышав из другого конца комнаты её голос.
– Не спиться?
– Да, что-то сон не идёт. – Негромко ответил он и вдруг, забыв о договорённости с Кузьмичом, торопливо заговорил: – Мария Егоровна, дело в том…
Женщина не дала договорить:
– А почему Мария Егоровна, а не мама? – С обидой произнесла она.
Не понимая толком, что он делает, Дима, неожиданно для себя, произнёс странную фразу:
– Мама! Я не твой сын…
Глава третья
Было слышно, как в темноте под женщиной скрипнула кровать. Мария Егоровна тоже села, прикрыв колени одеялом. Помолчав немного совершенно спокойно произнесла:
– А ты думаешь, я старая, совсем из ума выжила. Я и сама поняла, что ты не мой Митька. Не сразу конечно, а вот совсем недавно. Мой-то, перед сном меня в щечку целовал, а ты даже и не подошёл.