Рыжий опять держит мои руки, но сейчас не просто касается, а целует. Сашка мне никогда руки не целует. Официант вытирает лужицу вокруг бутылки.
— Хочешь, живи у меня.
Ничего себе! А он сразу как бы оправдывается.
— Я все равно там не живу. Я у жены живу… пока.
Господи, жена какая-то! У всех свои проблемы.
— Трудно объяснить ситуацию… Ну, у нас договор такой. Из-за денег. Контракт своеобразный.
Людка рассказывала, что за границей, когда женятся, то заключают брачный контракт. Чтобы в случае развода не произошло никаких казусов с делением имущества. Это значит, они, еще не поженившись, уже думают о том, как бы кто друг друга не объебал при разводе. Чтобы не было потом удивленного лица — как, это разве не мое?! Как логично, умно… мерзко.
— Спасибо, Володя. Но… Я ведь тебя и не знаю совсем. Да и ты меня, может, я аферистка?
— С такими глазами? Не поверю.
Мне грустно. Если бы я согласилась, то не обошлось бы без ебли. Не то что я не хотела бы с ним переспать, но это было бы, как плата. За квартиру. И он наверняка не обрадовался бы, узнав, что я в квартире буду жить с Александром. Но, может, я напрасно так думаю, может, Рыженький от всей души и, может, не все только из-за пиписьки, будь она проклята…
Рыжий провожает меня домой. По Садовой, мимо Гостиного Двора, мимо Банковского сада. Дальше, дальше — переулок. Как смели переименовать его из улицы Гороховой в переулок Дзержинского?! Ведь там же Рогожин жил! Может, взаправду… Там он Настеньку бритовкой… Может, Достоевский сам, как Идиот, шел по Гороховой! искал рогожинские окна…
Мы входим в мой переулок. Я держу Рыжего под руку, но, пройдя несколько шагов, почему-то опускаю руку. У самого моего парадного автобус. Туристический. Как странно — в переулке стоянка запрещена.
— Володя, спасибо! Было очень хорошо. Правда.
Он стесняется до глупости. Мне действительно было хорошо. Я обнимаю его. Мы стоим напротив парадного. Я целую его в ухо, и его волосы касаются моей щеки. Шелковистые, рыженькие. Он боязливо касается моих плечей. И потом вдруг, как задохнувшись, сжимает их и целует меня в рот. Сильно. Он наклоняет меня назад, и я уже чувствую затылком свою спину — он целует меня в шею. Мы можем пойти в подъезд и целоваться, целоваться… Не надо. Лучше так все оставить.
— Иди, Володя. Пока.
— Я встречу тебя завтра с работы.
Я целую его в веснушчатую щеку и убегаю в парадное. Как хорошо, что мы не вошли в него — как всегда, темно и воняет мочой.
39
Лифт открывается. Свет из него освещает площадку. Откуда-то из угла выходит Александр. Он выгоняет из лифта Людмилу и Жана и впихивает в него меня. Мы поднимаемся вверх, и он вдавливает меня в тонюсенькую стеночку. Кто-то выцарапал на ней: «Эльвис Пресли — король рокен рола». Он, как котенка, держит меня за шкирку — за ворот плаща.
— Открывай.
Как просто и скупо! Военный приказ. Он буквально по воздуху пронес, протащил меня к дверям квартиры.
— Тише. Уже поздно.
— Открывай, я тебе говорю.
В «моей» комнате свет.
— Вот, Маргарита Васильевна. Ваша невинная дочь.
Торшер включен. Мать на расстеленном диване. В пижаме, чуть прикрывшись одеялом. «Капитанская дочка» в руках. Она не поверила мне, когда я прочла: «…чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жидов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на бильярде…» Она будто и не удивлена нашим появлением.
— Я только что был здесь. Ты, оказывается, со мной! Ты со мной сейчас перед парадной целовалась?
Он ударяет меня по лицу. Какие глаза у него… Он ненормальный и пьяный, и у него травма головы.
— Саша, прекратите здесь… Что происходит, Наташа?
Александр хватает со стены, срывает, змею.
— Происходит то, что ваша дочь, как эта змея, заползла ко мне в душу и изжалила всю. Сука!
Это уму непостижимо! Соседи… мать… «Сука» — при матери!
— Убирайся вон отсюда! Что ты устроил тут? Как ты смеешь, негодяй!
Александр пытается переломить змею о колено. Он согнулся над ней, и я вижу, как слезы капают из его сумасшедших глаз. Он напрягается, стукает змеей о колено и наконец разламывает ее. Змею. Меня.
— Саша, немедленно прекратите! Приходите в нормальном состоянии и выясняйте отношения.
Он выкидывает половинку змеи в форточку. Она с грохотом приземляется на груду ящиков в закутке, куда я бросала ключ девушке-маляру. Потрясая второй половинкой, он медленно движется на меня.
— Все выяснено, вся она выяснена, все…