– Может, отступил фриц и нету там никого? – пробормотал пулеметчик.
Словно в ответ донесся хлопок выстрела, на обрыве вроде бы заорали что-то тревожное: ветер по-прежнему сносил звуки.
– Сглазил, пулеметная душа! – зарычал рыжий сержант. – Сейчас дадут прикурить.
Выстрелы на обрыве трещали в разных местах, вступил пулемет. Короткая очередь… длиннющая…
– Не, кажись, просто проспали нас, – прохрипел кто-то из гребцов.
– Обед у фрицев был, святое дело. С этим угадали. Все, товарищи, теперь переходим непосредственно к полднику, – процедил рыжий. – Навались!
До берега оставалось шагов двадцать, лодка шла судорожными рывками, ощутимо заваливаясь на одну сторону. Левее с другой лодки уже высаживались пехотинцы. «Эх, не видать нам орденов», – глупо подумал Тимофей. Под берегом что-то хлопнуло, новобранец с опозданием догадался, что это брошенная сверху граната, совсем даже не страшная. Теперь стреляли повсюду: с высоты, с некоторых лодок. Передовая группа десанта бежала вдоль подножия обрыва.
– Пошли! – крикнул рыжий сержант, прыгая в воду.
Хватая лопатку, Тимофей подумал, что рыжий враз изменился: уже не рыжий, а в каске, строгий, хищный, страшный. А ведь, может, и не наплел, что троих и обер-лейтенанта вот этой самой саперкой.
Поднявшаяся в разлив вода Днестра плескала у самого откоса стены. Бойцы с матом прыгали в воду, бежали к намеченным местам подъема. Тимофей, боясь отстать, хлюпал за приметной спиной сержанта с болтающимся пустым чехлом от лопатки. Сзади загрохотало – мелкий пулеметчик, стоя почти по пояс в воде, поливал из «дегтяря» верхнюю кромку обрыва. Лицо его было перекошено от натуги, но, в сущности, спокойно. Да, все дело делают.
Рыжий сержант, цепляясь за траву, лез на склон. Левее десяток буро-зеленых фигурок наших бойцов взобрался уже до середины. Вновь хлопали гранаты.
– Но жиденько, жиденько бьет, – пропыхтел Бубин и выстрелил из карабина куда-то вверх. – Однако крутовато тут.
– За корягой тропинка вроде, – неуверенно сказал Тимофей.
– Не стойте дураками! – заорал, оскальзываясь, рыжий сержант. – Рассредоточились – и вверх!
Тропка действительно нашлась. На ней было скользко, но штаны Тимофей щадить не собирался – временами падая на колени, цепляясь за траву, а иной раз и врубаясь-опираясь лопаткой в выступы по краям, упорно лез вверх. Главное – от сержанта не отстать! И так товарищ Лавренко насквозь бесполезный-безоружный, да еще и подумают, что струсил.
Со всех сторон стреляли – и винтовочными, и короткими автоматными очередями. Казалось, бойцов на обрыве вдвое больше, чем было в лодках. Так это и хорошо! За спиной закричал Бубин – подгоняет, наверное. Тимофей постарался поднажать, хотя уже и так легкие резало от недостатка воздуха. Теперь понял: весь обрыв кричит невнятное, но грозное «ура!». Но лично у новобранца Лавренко ничего кричать не получалось, только хрипел, воздух хватал. Вот она, верхняя кромка…
Далеко слева, у излучины, замерло село и серые голые сады, далее торчала колокольня, а правее были лес, рощи. Прямо у ног новобранца извивалась вдоль откоса траншея, уже брошенная: вон каска валяется, еще какое-то барахло… А за траншеей перед Тимофеем тянулось не особо ровное поле, по нему убегали невзрачные фигуры в знакомой противной форме. Румыны, но не то чтобы много…
Тут Тимофея сшибло в траншею, сверху спрыгнул задыхающийся сержант Бубин, с ходу сбил с новобранца картуз.
– Стоит он! Конный памятник… твою… Пулю ловишь?!
– Так бегут же гады, – оправдался новобранец, лопаткой вылавливая картуз из лужи на дне траншеи.
– Они бегут, ты бежишь, потом глядь – а уже кто-то валяется и мертвым припухает. Ты глухой, что ли?! Я ору, ору: «Куда ты лезешь?!» – а он только шустрее. Балбес, тя в…
– Да не слышал я, – объяснил Тимофей, и сержант тут же повторно вышиб кепку из его рук.
– А я тебе что говорю?! Слушать надо и слышать надо! В бою уши еще поважнее глаз. Вот, слышишь?
Над траншеей посвистывало, довольно высоко, там, где начиналось полупрозрачное апрельское небо.
– Так то мимо, – осторожно предположил Тимофей.
– Понятно, мимо, свою пулю не услышишь. Но ты же соображать должен: ага, бьют – упал, залег или спрятался. А он стоит как памятник…
Длинную траншею заполняли измазанные грязью бойцы. Торопливо шел старший лейтенант.
– Молодцы, подловили засонь мамалыжников! А теперь рывком – вперед! Вторую траншею возьмем, там отдохнем. Вперед, орлы!
Бойцы, сопя и оскальзываясь, стали выбираться из траншеи.
– Все вперед! Пока мамалыжники не опомнились, вперед! Не спать! – пихнул ротный в плечо сержанта Бубина.