Старшины Тимофей не нашел – говорили, что старшина с ужином на том берегу застрял и сегодня случилась постная война. Но голодными не остались, поскольку были захвачены котлы со сваренной румынами мамалыгой, «словно на полк» противник наготовил перед своим героическим отступлением. Холодная мамалыга – яство на любителя, но Тимофей уже давно привык питаться тем, что имеется. Тем более и дожевать толком не дали, был вызван к комбату – «проводишь связистов во вторую роту, а то заблудят в темноте».
Где, собственно, «вторая рота», новобранец Лавренко и сам не особо знал, но раз надеются на тебя, то нужно соответствовать.
Вернулся уже ночью, отдал донесение о трофеях. Вокруг штаба батальона окапывались, на окраине Шарпен коротко и дежурно строчил-пугал противника пулемет, иногда над околицей повисала мерцающая осветительная ракета.
Тимофей завалился на охапку соломы, в изобилии принесенной бойцами, прижал локтем автомат.
– Э, Партизан, ноги прибери, ишь, раскинул. Подвигайся! – сказал кто-то.
Тимофей подвинулся, рядом укладывались бойцы, а ракета все висела и светила. Новобранец закрыл глаза и почувствовал, что засыпает.
Так закончился второй день рядового Лавренко в армии и его первый день на Плацдарме[6].
К исходу двенадцатого апреля на плацдарме было уже два батальона 266-го полка 93-й дивизии, и переброска войск продолжалась. Именно командир 266-го полка подполковник Ухобатов предложил дерзкий план дневного форсирования реки, без артподготовки, в расчете на полную внезапность. План полностью оправдался[7].
2. Май. Сталинградцы
Сверху, с кручи, виднелись изгибы русла Днестра, переправа, скопившиеся повозки и машины, зеленеющие плавни и рощи левого берега, а подальше раскинулось большое и уже почти мирное село Буторы. Да и вообще вся половина хорошего тылового мира лежала как на ладони. Если присмотреться, да с биноклем и в ясный день, пожалуй, и Чемручи можно разглядеть.
Нет, Тимофей твердо знал, что Чемручи разглядывать незачем, бинокля у него нет, а день выдался обычный для нынешней весны: влажный и стылый, того и гляди опять дождь пойдет. Но пока жить было можно, и боец Лавренко смотрел, как внизу, над водой, мелькали белые быстрые ласточки. Повыше носились крупные, похожие на «фоккеров», стрижи. Но это природа, ей бомбиться ни к чему, так, нагадит слегка, да дальше полетит.
Тимофей оперся об автомат, поднялся и двинулся в батальон. Над плацдармом стояла тишина, ее боец Лавренко не особо слышал – в ушах после вчерашнего по-прежнему звенело – но чуял, что тихо. По утрам так иной раз случалось, поскольку немцы завтракали, и своей фашистской гнусности давали перерыв. Хорошие такие моменты, когда можно было лежать и ничего не делать. Сейчас Тимофею очень даже хотелось лечь и лежать.
Вчера снаряд грохнул так близко, что от сотрясения голова в каске вмялась в стену «лисьей норы», а сверху на Тимофея начали съезжать пласты грунта. С перепугу боец рванулся в траншею, увидел, как Пашка что-то кричит, но не разобрал ни слова. Обстрел вроде бы закончился, никого не убило, но звон в ушах и подташнивание остались. Хлопцы позвали санинструктора, тот что-то говорил, Тимофей кивал, не особо соображая. Контузия наверняка была легкой, но противной. К вечеру слух частично вернулся, но пришел комбат и приказал, чтобы не дурил, двигал в санбат, пусть посмотрят. Это Викторыч-санинструктор настучал. От провожающего Тимофей отказался, поплелся к медицине сам – пусть без слуха и с какой угодно тошнотой, дорога вполне отыщется. Даже нынешний, разросшийся, плацдарм боец Лавренко знал как свои пять пальцев. После взятия Шерпен считался посыльным при штабе батальона, но этот самый батальон почти и не видел: то на КП полка, то к связистам, то на переправу встречать кого, то, наоборот, провожать. С разведчиками трижды ползал на нейтральную полосу в группе прикрытия, а то вообще на сутки приписали к самому тяжелому вооружению – помогал устроиться и осмотреться батарее дивизионных трехдюймовок.
Плацдарм ныне составлял более двенадцати километров по фронту, а по глубине доходил до шести с гаком. На юге была освобождена Спея, у северной излучины наши с трудом, но зацепились за село Деллкеу, удерживали плацдарм силами войск двух соседствующих армий, переправа оставалась единственной, что путало и затрудняло снабжение и передвижение. Но постепенно подтягивались подкрепления, командование готовило удар на Кишинев. Немцы тоже нагнали побольше войск, временами пытались нащупать слабину наших позиций, но не преуспели. Днем бомбежки и обстрелы, ночами все двигались-смещались, новые части так вообще располагались почти на ощупь – тут поневоле заблудишься, если петляющий берег Днестра и позиции точно не изучил. Но непрерывно обустраивались новые артиллерийские огневые, пушкари и минометчики пытались копить запас боеприпасов, хотя с подвозом все еще было сложно.
6
В тексте упоминаются село Шарпены, но поскольку хронология захвата и удержания плацдармов на Днестре далеко не полна и имеет очевидные пробелы, речь идет о собирательном образе плацдармов у сёл Кицканы, Гура-Быкулуй, Шарпены, Варница и Пуркары-Раскайцы.
7
В реальности первой на правый берег высадилась рота старшего лейтенанта Мозалева, но подробности высадки автору найти не удалось.