Приказ, да. А как останавливать? Товарищ Лавренко даже не ефрейтор, а просто рядовой замусоленный кладовщик никому не нужных кабелей. Но чего ж поделаешь, надо как-то.
Тимофей выскочил наперерез группке пехотинцев:
– Братцы, ложись, сейчас артиллерия вдарит! Ложись, говорю!
Высокий боец молча обогнул размахивающего автоматом Тимофей, тяжело потопал дальше. Остальные оглянулись на немцев и тоже останавливаться не собирались. Лавренко ухватил другого бойца за рукав:
– Да куда вы?! Побьют же!
Конопатый солдат попытался вырвать гимнастерку, не сдюжил и обессилено повалился:
– Щас сдохну!
– Да чего тут сдыхать?! – завопил Тимофей. – Отобьемся! Батарея рядом!
– А… ту вашу батарею… – рядом в неглубокий ровик свалился пулеметчик с «дягтяревым». – Не ори, пацан, не удержимся. Отходить к переправе надо.
– Ты постреляй маленько, потом отходить будешь. Оно ж и легче бежать будет.
– Во, хитрый какой, – пулеметчик попытался выбраться из ровика.
– Так пулемет хоть оставь! – в отчаянии воззвал Тимофей.
– Да я знаешь сколько с ним прошел?! – оскорбился пулеметчик. – Не, славяне, нынче день не тот…
Рявкнуло орудие батареи. Мгновенно раздавшийся разрыв погасил все звуки. Что-то неслышно орал упрямый пулеметчик, перекидывая ДП на бруствер ровика, залегли бойцы рядом. Было понятно, что отходить поздно, остается только отбиваться до последнего…
…Тимофей переползал, строча из автомата. Орудия били почти непрерывно, словно там тоже встал некий заряжающий автомат. Шрапнель сносила немцев, да и вообще словно огромной метлой сметало всё подряд перед фронтом «огневой». Чахлое пехотное прикрытие стреляло по флангам немцев – те было пытались обогнуть «огневую», но после двух первых залпов от массы немецких пехотинцев мало что осталось. Тимофей видел, как фрицев буквально рвало в куски, вот вертящаяся в воздухе рука почти долетела до ровиков батареи…
Должно быть, эта неистовая пальба в упор длилась меньше минуты. Наверняка немцы просто не рассмотрели орудия или рассчитывали, что гаубицы брошены. Как бы там ни было, кто-то из фрицев-счастливчиков бежал назад, остальные валялись грудой мяса, иногда еще стонущей. Но за ними были видны другие, а там – далее – ползли и темные пыльные коробки танков.
– К моторам! – кричал Морозов.
Сдавали задом выскочившие из укрытия «студебеккеры», артиллеристы торопливо сводили станины орудий…
– А нас?! – заорал, спешно меняя диск, пулеметчик. – Мы же прикрытие!
– Бегом! Сейчас прижмут, – крикнул Морозов. – Двинули, двинули!
Густо облепленные пехотой и артиллеристами грузовики взревели, рванули с огневой. Но машина, на которую запрыгнул Тимофей так и осталась стоять.
– Заглохла, проклятая! – в ужасе завопил водитель. – Твою…!
– Спокойно, старшина! Заводи! – Морозов с подножки глянул назад и соскочил на землю. – Наводчик, заряжающий – к орудию!
До ближайших немцев оставалось метров сто пятьдесят, было видно, как один фриц приседает на колено, целится из винтовки…
Спрыгивая на землю, Тимофей выдал в сторону приближающихся немцев длинную очередь.
– Эх, ходили пешком, так нет, ездить потянуло… – рядом плюхнулся пулеметчик, утвердил сошки «дегтярева».
– Огонь! – донесся голос Морозова.
Тимофей нажал на спуск автомата, но очереди не услышал – оглушительно гавкнула прицепленная гаубица.
Часть фрицев выкосило, словно их и не было. Но чудо таилось в другом – от мощного толчка орудийной отдачи упрямый грузовик дернулся вперед и завелся. Это было ох как вовремя, поскольку немцы открыли пальбу, и точную. Упал Морозов, со стоном опустился на колено наводчик…
Под очереди ручного пулемета Тимофей помогал поднимать раненых. У старшего лейтенанта оказалась пробита грудь. «Студебекер» дернул вперед, боец Лавренко осознал, что тянуться до кузова уже рискованно, и вспрыгнул на орудие. Оказалось не очень удобно, но держаться можно, и щит прикрывает. Сквозь рев двигателя было слышно, как щелкают по орудию пули, в кузове снова кого-то ранило…
«Студебекер» несся как незнамо какой зверь, Тимофей, намертво вцепившийся в штангу, крепящую щит и еще какую-то круглую штуковину, подумал что сейчас, кроме бока, ему и еще что-то насовсем отобьет. Но машина уже выкатила к спуску на переправу. Да, поужался плацдарм.
– Стой! – кричал кто-то на развороченной дороге. – Только артиллерия на мост, остальные на землю! С машины, мать вашу!
Тимофей отцепился от казенника гаубицы, с твердым намерением на орудиях никогда больше не кататься. Не пехотное это дело.