- Положим у тебя, - говорит он, а потом тихо ругается: - Чёрт, сначала надо всё выгрести из твоей норы.
- Выгребем, - отвечает Баки мрачно. - Хорошо, что Наташа поднялась. Отвлечёт их пока.
- Да этим двоим только бы до кровати добраться.
- Может, тогда в гостиной их уложить?
- Нет, - отрубает Стив. - Там диван жуткий, просиженный весь и скрипит. И наконец-то предоставился отличный повод, чтобы его поменять. Завтра же.
- Ого, - изумляется Баки. - Это же твой любимый диван. Просиженный лично твоей задницей.
Стив хмыкает и приостанавливается, чтобы наклониться ближе:
- Не волнуйся, моей заднице любой диван по зубам. Было бы время - просиживать.
Баки почему-то становится неловко, он замолкает, а потом спохватывается:
- А…
- Поспишь у меня, как раньше… Как в прошлой жизни, - обрывает его Стив - глухо, словно голос прорывается сквозь слои ваты, напиханные в глотку. - У меня кровать шире.
До четвёртого они поднимаются молча, и Наташа уже ушла вперёд, и теперь ждёт их у двери. До Баки вдруг доходит окончательный смысл, и в груди отчего-то огнём горят лёгкие, а сердце стучит неровно - то быстро, то медленно, и никак не может успокоиться. Спину между лопатками опаляет прохлада мурашек - те носятся туда-сюда, словно не определятся, где же им удобнее его мучить. Баки не может никак понять, какого лешего у него такая реакция на вполне себе логичное решение, и в итоге просто перестаёт думать. Когда Стив открывает дверь одной рукой, другой поддерживая Хлою, малышка вдруг просыпается.
- А где мама? Дядя Дзеймс? - и Баки не успевает даже подойти, как эта сладко спящая секунду назад мелочь начинает ныть: - Мама… Маму хочу… Ма-амочка…
- Она ещё никогда не ночевала не дома, - пожимает плечами Джон, когда Баки смотрит на него, ища хоть какого-нибудь ответа - что делать? Хлоя не успокаивается, не реагирует ни на Наташины мягкие уговоры, ни на скачущие у неё перед носом пальцы Стива, который показывает животных. Баки улыбается и охает - воспоминание о том, как они вместе, детьми, лежали на одной кровати рядом с тусклым ночником, и показывали друг другу тени животных на потолке, старательно переплетая пальцы, отдаётся тупой болью в затылке. Но какая же тёплая, нужная эта боль.
- А ты? Ночевал? - уточняет Баки.
- Мне шесть, вообще-то. Я уже всё понимаю. И потерпеть могу, я же мужчина, - Джон зевает, а Баки улыбается кончиком рта. Эти фразочки в исполнении Джона, выхваченные из назидательной речи взрослых, всегда действуют на него слишком расслабляюще. Умиляют. - Думаю, можно попробовать ванну набрать, тёплую, с пеной, и мы с Хлоей искупаемся. Обычно после ванны она всегда тут же отрубается.
- Наташа, - оглядывается Баки, а за его спиной Наташа прижимает к себе хныкающую без остановки девочку, и видно, что её запасы терпения на исходе. - Поможешь им с ванной? Джон сказал, это может сработать.
- Конечно, - соглашается Наташа, а Стив тут же летит чистить, мыть и набирать воду. Баки в который раз отмечает, какой он молодец, что не поддался уговорам Стива заменить огромную несуразную чугунную ванну на блок душевой кабины. - А пена у вас есть? - иронично изгибает она бровь, и Баки просто поражается её выдержке - Хлоя на её плече без остановки требует маму.
- Нет, пены нет.
- Ладно, тогда мыла налью. Мыло-то есть у вас? - ещё саркастичнее хмыкает она.
Баки закатывает глаза и помогает Джону разуться - у того уже пальцы едва двигаются, да и сам он похож на подтаявшее желе. Благостно быть ребёнком, думает Баки. Устаёшь до той степени, что можешь уснуть в любом положении, в любой ситуации. Не то, что взрослый с промытыми мозгами. Умаешься до состояния нестояния, ждёшь сна с замиранием сердца - а сна ни в одном глазу, бывало. Голова пустая, высохшая изнутри, как азиатская пустыня, и ни мыслей, ни гула - только пустота и тишина. И сон не идёт. Это было ужасно, и чудо, что вообще прошло. Он боялся сдохнуть от того, что не мог спать. Но как-то постепенно научился заново.
В ванне, из которой хлопьями вываливается на пол пена, Хлоя и правда успокаивается. Наташа - ни Стив, ни он сам не ожидали от неё таких подвигов - потрясающе справляется, играя с ними плавающей мыльницей и просто сбросив в воду разные пузырьки - игрушек-то в квартире ни одной. Только для взрослых дядь.
Никогда они со Стивом не превращали комнату-арсенал в комнату, где смогут спать дети, так быстро. Из-за прикрытой двери ванной то и дело доносится плеск, приглушённые визги, гомон голосов - и детских, и Наташиного. И пока Стив, не напрягаясь, перетаскивает в соседнюю спальню ящики с винтовками, обоймами, гранатами (в этот момент он так смотрит на Баки, что на какое-то время даже становится стыдно), Баки убирает повыше колюще-режущие и меняет постельное бельё, выбрав самое милое, что у него есть - тёмно-синее, с изображением скопления галактик. Джон должен оценить.
- Кажется, всё, - устало выдыхает Баки, озираясь на дело их рук - комнату не узнать.
- Ножи? - серьёзно спрашивает Стив.
- Убрал повыше. Все. Не достанут.
- Кажется, быть родителями не так уж и просто, - вздыхает Стив и вдруг улыбается, сползая на пол по косяку. Баки улыбается тоже и присаживается рядом - почти касаясь.
- Уж посложнее, чем некоторые наши операции, - хмыкает Баки, наблюдая с замиранием сердца за тем, как ладонь Стива вдруг находит его, живую, и крепко, ободряюще сжимает.
- Ты бы, - вдруг начинает и осекается Стив. - Если бы не вся эта кутерьма, если бы не служба, - говорит он и его голос резко садится, Стив откашливается нервно. Баки замирает. - Ты бы хотел иметь детей? Найти женщину?
Баки неторопливо, но настойчиво вытаскивает свою ладонь из обжигающих пальцев. Смыкает в отрезвляющий замок вместе другими своими - холодными, железными, и к этому никогда не привыкнуть, хоть сто жизней проживи.
- Я не могу иметь детей, Стив, - говорит он спокойно, разглядывая туманности галактик на свесившемся до пола одеяле. Его кровать удобная, с жёстким матрасом и до одури мягким, нежным пуховым одеялом - он даже летом не может согреться, пока не совьёт из него гнездо посередине. Он знает - детям понравится. Они сидят бок о бок, и молчание душит.
- В смысле? Что ты хочешь этим…
- Только то, что у меня не будет детей. Сыворотка, - едва заметно двигает плечами Баки, и словно Стив всё должен понять по последнему слову. И Стив даже понимает - ещё неосознанно, шестым чувством, и делает какое-то неловкое, незаконченное движение, но Баки продолжает - почему бы и не приоткрыть часть карт? Было бы что прятать… - Когда я был с русскими, (Стив мысленно отмечает, что “не работал на русских”, а “был с ними”) они проводили множество опытов и анализов, просто чтобы понять, что я такое. Тогда и сказали мне. Скорее всего - побочное действие сыворотки. Она все резервные и потенциально ненужные силы организма пускает на усиление боевых качеств. А способность к воспроизведению себя - это огромный резерв, Стив. Лишний резерв и совершенно не нужное качество в моём случае. И нет, меня это не беспокоит, - говорит Баки и поворачивает голову - встречаясь со взглядом небесно-голубых глаз Стива. Видно, что тот ошарашен, но пытается сохранить лицо неподвижным. Получается неважно, и Баки улыбается - мягко и печально, как чувствует себя сейчас. На самом деле его давно не трогают истории про самого себя. Сколько можно переливать из пустого в порожнее?
- Мальчики, полотенца! Самые большие, что у вас есть! - командует голос Наташи из ванной, и они оба благодарно подрываются - она в который раз спасает обстановку, сама не зная об этом, и Баки даже думает, что пора перестать делить отношение к ней на процентное соотношение разных противоречивых чувств. Наташа ему нравится.
Спустя час (когда дети уснули, едва переодевшись в самые тесные после стирки футболки Баки и устроившись под невесомым одеялом, а Наташа, напоенная чаем, была отпущена домой с кучей выраженных и не выраженных благодарностей) они вдвоём сидят над остывшими кружками и листом-списком, что оставила Наташа: купить быстрозавариваемых каш, купить яиц, молока, купить хлопьев, купить сока, шоколадной пасты, сладостей, печенья, - и почти засыпают, сталкиваясь лбами.