- Дурдом, - очень тихо и с широкой улыбкой резюмирует Баки, подхватывает Хлою под живот живой рукой, поднимает повыше и прижимает к себе. Та смеётся и брыкается - но куда там. Ногой бьёт по краю щита, и тот взлетает наверх, ложась чётко под металлические пальцы. Он кидает щит Стиву, и тот, наконец, приходит в себя. В этот момент в кухне появляется Джон и миссис Лауфиц.
- Ух ты! Это же щит Капитана Америка! А можно, я тоже подержу? Дядя Стив, ну пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, - неожиданно Джон становится очень настойчивым, хоть и не позволяет ничего, больше слов и умоляющего взгляда.
Стив улыбается и протягивает вогнутый диск. Джон берёт его осторожно, боясь не поднять, но вибраниум на самом деле очень лёгкий, если даже Хлоя дотащила его из спальни до кухни, и Джон с удовольствием просовывает худенькую мальчишескую руку в держатели, принимая воинственную и гордую позу. Щит скрывает его едва ли не целиком.
- Дурдом, - снова говорит Баки, и все смеются. Даже Хлоя перестаёт брыкаться, а просто обвисает в его руке и подрагивает от хохота.
- Дзонни такой смесной, - вставляет она между всхлипами.
- Так, мне кажется, пора завтракать, - берёт ситуацию в свои руки миссис Лауфиц. Если бы не она, Баки и не знает, справились бы они со Стивом с детьми. Он не думал, что это так непросто. Бедная Мелисса.
После завтрака Стив находит новый отвлекающий манёвр - телевизор, огромная новая плазма, которую они почти не включают. Оказывается, есть множество каналов, транслирующих детские телепередачи и мультфильмы - это их просвещает Джон. Баки подозревает, что Мелисса не часто балует их мультиками, но сейчас соглашается - им нужна передышка и совещание. Стив прикрывает дверь в гостиную и идёт за Баки на кухню - там миссис Лауфиц допивает кофе. Они надеются на это же и на хотя бы десять минут тишины.
- Итак, какие планы на сегодня? - интересуется Стив у Баки.
- Нам нужно съездить в больницу к Мелиссе. И это либо на такси, что очень плохая идея, - он говорит и смотрит прямо в голубые глаза Стива, и тот кивает понимающе. - Либо нам надо как-то забрать “эскалэйд” Мелиссы, чтобы передвигаться с детьми.
- Я с удовольствием посижу с ребятами, пока вы съездите за машиной, - вдруг говорит миссис Лауфиц, очень аккуратно сжимая в худых пальцах свёрнутый блинчик и обмакивая его в мёд. Баки настолько не ожидал подобных предложений, что замирает и не знает, что сказать.
- Миссис… Роза, - вовремя поправляется Стив, и его щёки становятся розоватыми от шутливо-укоряющего взгляда старушки, - нам неловко просить вас. Это как-то совсем уж…
- Ничего неловкого, глупости какие. Ваши ребята просто замечательные, давно я не проводила время так весело. Подумайте сами, я пожилая женщина из соседней квартиры, которая постоянно сидит дома. И у меня уйма свободного времени и нерастраченной энергии, которая просто не может полностью воплотиться в вязании крючком. Если честно, я готова выручать вас каждый раз, когда вас выдернут по работе - я знаю, мальчики, у военных такое бывает. И уж как думаете, лучше я, чем незнакомая няня?
- Я даже… не знаю, что сказать, - поражённо выдыхает Баки.
Стив думает, что ни за что бы не доверил детей обычной соседке, если бы Тони ещё в самом начале их жизни в этом доме не постарался и не прошерстил биографии и послужные списки всех соседей. Им просто повезло, и миссис Лауфиц жила в этой квартире с того самого момента, как дом сдали в эксплуатацию. Им просто повезло, Роза на самом деле являлась ангелом во плоти. Стив думает, что без раздумий доверил бы ей и собственных детей. При условии постоянного наблюдения за квадратом со стороны Тони, конечно. Перестраховка никогда не повредит. Время сейчас слишком неспокойное.
- Меня можно просто обнять, - миссис Лауфиц кусает блинчик, прежде чем он капнет на её аккуратное домашнее платье мёдом, прожёвывает его и заканчивает с улыбкой: - и сказать: “Спасибо, Роза”.
Баки не медля нагибается поближе, приобнимает старушку живой, тёплой ладонью и очень искренне благодарит. Он на самом деле растроган. Неужели он всё-таки заслужил если не оправдание, то хотя бы прощение?
Дверь гостиной распахивается, и Хлоя, до сих пор щеголяющая в севшей после стирки футболке Баки, словно в платье, заявляет:
- Писать хочу!
Стив и Баки переглядываются. Об этом они тоже совсем не подумали.
- Пойдём-ка, милая, - миссис Лауфиц встаёт и берёт Хлою за руку, ведёт в сторону ванной. - Ты знаешь, что маленькие леди не должны так говорить в обществе? Нужно говорить: “Я хочу в туалет”.
- Но дома я всегда говорю, что хочу писать, - настойчиво заявляет Хлоя. Окончание перепалки теряется за закрытой дверью в ванную.
- Нам обязательно надо забрать машину. И их самые нужные вещи, - подводит итог Стив. Баки только кивает в ответ.
****
В больнице “Кариббеан Хелс Фэмили центр” их принимают довольно радушно - видно, что все предупреждены. Мелисса в своей палате выглядит хорошо даже с чуть более заострившимися скулами, может, только виноватый взгляд выдаёт её настоящий настрой. Она, ни о чём не спрашивая, счастливо приветствует всю их компанию. Дети с визгами и счастливыми улыбками обнимают её за шею, и она лишь немного кривится, когда Хлоя случайно задевает собой шов. Баки наливает воды и ставит в прозрачную вазу букет цветов - облако нежных колокольчиков всех пастельных тонов - от неявно фиолетового до кремового. Сегодня он искал их намеренно.
- Посекретничаете немного без нас? Сейчас мы вернёмся, - говорит Баки и тянет Стива из палаты. Мелисса беззвучно говорит одними губами “спасибо”, когда Баки оглядывается на выходе.
- Нам нужно найти её лечащего врача. Я хочу выяснить, что к чему, до того, как поговорю с Мелиссой, - поясняет он Стиву в коридоре.
- Не веришь ей? - Стив с лёгким удивлением смотрит на свою ладонь в руке Баки, но не вырывается. Баки морщится и сам расцепляет пальцы.
- Доверяй, но проверяй, - говорит Баки по-русски и идёт к ординаторской. Стив пожимает плечами. Он понимает язык. Но из-за того, что обычно из уст Баки выходят сплошные идиомы, понятные лишь тому, кто на самом деле пожил среди русских, это ему ничего не даёт. Он вздыхает и просто идёт следом. Баки стучит в ординаторскую и заглядывает внутрь. К нему оборачиваются несколько людей в форме высшего медицинского персонала.
- Извините за вторжение. Мне очень нужно поговорить с лечащим врачом Мелиссы Барнс, - говорит он вежливо. Навстречу поднимается грузный невысокий мужчина, до этого сидевший с чьей-то картой в руках, кивает и приглашает выйти.
- Джеймс Барнс, - представляется Баки и протягивает руку для приветствия. - Брат.
- Очень приятно, - кивает мужчина и уверенно пожимает ладонь. - Пол Локарт, хирург и лечащий врач. А это? - спрашивает он, кидая заинтересованный взгляд на Стива. Тот прячется за бейсболкой.
- Друг семьи, - чётко, с военной выправкой произносит Баки.
- Отойдём? - кивает Локарт в сторону запасного выхода.
Пока они идут по коридору к балкону, Локарт достаёт из нагрудного кармана тощую пачку сигарет.
- Вы знаете, что у неё запланирована операция на начало сентября? - начинает врач на улице, прикуривает сам себе и быстро - видимо, влияет специфика профессии - затягивается. Предлагает угоститься, но они отказываются. Там и угощаться нечем - две последние сигареты сиротливо перекатываются в картоне.
- Какая операция? - не понимает Баки.
- Удаление почки, она не говорила? - хмурится Локарт.
Баки молчит.
- Поэтому она лежит в онкологии? - тихо спрашивает он, кладя обе руки - открытую и в перчатке - на железные перила. Смотрит на улицу, вид с седьмого этажа на соседний с больницей сквер не так уж и плох. Решается: - У неё рак?
- Значит, не говорила, - выдыхает дым из лёгких Локарт. Морщится. - Вообще, это врачебная тайна, и мы должны блюсти интересы пациентов. Но я немного знаю Мелиссу - она училась вместе с моей женой в школе языков. Очень достойная женщина. И я не помню, чтобы у неё были братья, - говорит он и щурится, обращаясь своим полным круглым лицом к Баки. - Но вы с ней так похожи, что у меня не возникает лишних вопросов, Джеймс. Вы должны знать, как обстоят дела, даже если Мелисса считает по-другому. Она вдова, и у неё дети. Вы вправе знать, - заканчивает он мысль и снова затягивается - уже расслабленнее. Словно каждая затяжка возвращает этому цепкому толстяку самообладание.