****
Так приятно лежать лицом в мягком и вдыхать запах. Его запах, родной до боли под рёбрами, успокаивает. Кажется, он снова отобрал у Стива подушку. И даже неприятная тупая боль в забинтованном живом предплечье чувствуется отвлечённо, словно не сама боль, а её эхо. Хорошо быть суперсолдатом. Баки ворочается, и слева на руке что-то шуршит. Сквозь лениво приоткрытый глаз видно плохо, хочется потянуться всем телом, забыв про наготу и рану, потом снова завернуться в простынь Стива и спать дальше. До обеда. Или весь день. Как хорошо, когда на кровати можно развалиться хоть поперёк… Стоп.
Баки рывком приводит себя в сидячее положение, на его бионическом бицепсе на весёлый магнит с улыбающейся рожицей прикреплена лимонно-жёлтая бумажка. Вот придурок. “Убежал по срочному делу к Старку. Буду к завтраку или чуть позже, если что - начинайте без меня. С.” И пририсованный человечек с вилкой и ложкой вместо щита в ужасно героической позе. Баки не может ничего поделать - его пересохшие губы сами собой разъезжаются в улыбке. А потом раздаётся визг. Экзальтированный, долгий, на высокой ноте. Топот ног, смех, и снова визг:
- Не надо, Дзонни, я боюсь!
Баки плавно сползает с кровати и ищет взглядом домашние штаны - было бы верхом идиотизма вылететь к детям нагишом. Сердце заходится всё сильнее, визги не прекращаются. Штаны находятся в кучке запинанной под стул одежды, и щёки почему-то теплеют, пока он выуживает из неё необходимое. Баки рывком надевает майку и штаны, выходит из спальни, чтобы замереть на пороге гостиной. Он хочет пройти дальше, хочет крикнуть, но мышцы отказывают, его тело сковывает нервный паралич. По гостиной, прячась за креслом и спинкой дивана, бегает Джон. В его руках короткий автомат, ещё вчера, возможно, пресекший несколько жизней и покалечивший десятки людей. Через плечо перекинут широкий форменный ремень с ножами и кобурой для запасного ствола. Пушка там же, на месте, а ещё на ремне в зацепах висят три лимонки и сменный магазин с патронами. Джон держит короткий автомат перед собой на манер штурмовой винтовки и бегает за визжащей сестрой, скандируя “тра-та-та-та-та” и потрясая руками. Баки чувствует, как его сердце леденеет, вываливается из груди и разбивается о паркет, изрезая осколочными босые ступни.
- С-стоп, - шепчет он, потому что губы и язык не слушаются. Он жмурится, пытаясь прийти в чувство, скручивает себя в бараний рог и напрягается изо всех сил: - Стоп, Джон!
Выходит хрипло и едва слышно, но мальчик останавливается и оборачивается. Широкая улыбка стекает с его лица, в серых глазах зарождается ужас, делая их совсем прозрачными.
- Медленно… положи автомат. На пол. И сними. Мой. Пояс, - говорить получается только короткими построениями, роняя их, как ртутные капли. Во рту мгновенно пересыхает. Джон кивает и нагибается, осторожно укладывая оружие на паркет. Стягивает пояс через голову и кладёт его туда же рядом, под ноги. Разгибается и смотрит на него во все глаза, побелевший. Хлоя всё это время стоит не двигаясь за диваном. Ноги подводят - Баки сползает на пол по косяку, обхватывает руками затылок и трясётся в нервной дрожи, спрятав лицо за волосами, то и дело ссаживая живое плечо об острый деревянный угол.
- Дядя Дзеймс! Дядя Дзеймс! Что с тобой? - подбегает к нему Хлоя и пытается обнять за шею тёплыми, мягкими ручками, но его продолжает трясти, и он ничего не может поделать с этим. Внутри груди до самого верха глотки - ледяная пустота, пропасть, наполненная ожившими страхами, и ему так холодно и дурно впервые за последний год.
- Прости, - раздаётся над ухом дрожащий голос Джона. - Дядя Джеймс, прости, я больше никогда не буду… Я знал, что нельзя, но было так интересно. Оружие такое крутое… Прости меня, пожалуйста, - всхлипывает он, и Баки понимает - ревёт. И правильно делает, пусть поревёт, щенок. Додумался же. И они со Стивом хороши, оставить неразобранные сумки прямо в коридоре, сами виноваты, сами, Господи, как им вообще детей доверили?
Он сгребает мальчишку в охапку железной рукой, живой - мягко обхватывает Хлою. Они плачут все вместе, и его ещё трясёт, но тепло двух детских тел немного отвлекает, усмиряет нервную дрожь.
- Никогда, - сипит он, заставляя закостеневший язык двигаться. - Никогда не прикасайся к оружию. Тем более чужому. Джон. Это баловство могло стоить жизни. Никогда, слышишь меня? Чёрт…
Джон всхлипывает сильнее, истово кивая и крепче обнимая его за шею. По щеке текут чужие обжигающие слёзы, путаются в отрастающей щетине.
- Ты меня так напугал, дядя Дзеймс, - вставляет между нытьём Хлоя, - совсем-совсем белый стал, и глаза так выпучил, я боюсь так!
- Тише, малышка, тише. Это вы меня напугали. Никогда больше не играйте в такие игры. Не то ваша мама меня на американский флаг пустит. На звёздочки, - с каждым словом говорить получается всё лучше, и зубы почти не лязгают друг о дружку из-за дрожи.
- А почему на звёздочки? - неожиданно любопытничает Хлоя.
- Потому что их много, - строго отвечает Баки отстранившейся девочке и едва заметно улыбается.
- Что тут проис… Джеймс, всё в порядке? - на пороге квартиры показывается миссис Лауфиц с большой миской в руках. Из-за её края виднеются верхушки бумажных пакетов. - Я вышла к себе буквально на пять минут, у вас нет муки и дрожжей. Хотела испечь пирог. Что у вас случилось? Джон? - строго спрашивает она.
Мальчик отпускает Баки, всхлипывает последний раз и вытирает глаза тыльной стороной ладоней. Смотрит на Баки с мольбой, переводит взгляд на миссис Лауфиц, и его щёки горят.
- Всё в порядке, Роза, у меня случился приступ. Последнее время они не часто, но всё же бывают, сами понимаете - не угадаешь. Детей вот напугал, - говорит Баки и пытается подняться. Его ведёт, но он опирается рукой о косяк и выравнивается. Потряхивает всё реже и почти незаметно. Джон благодарно впивается в металл пальцев, и это ощущается, как лёгкая щекотка.
- Как ты сейчас? Очень уж бледный. Может, воды принести? - охает миссис Лауфиц.
- Всё в порядке, - кивает Баки, едва ощутимо сжимая ладонь Джона и не переставая гладить Хлою по светлым и таким мягким вихрам. - Но от воды я не откажусь. Хлоя, поможешь тёте Розе?
Баки обессилено падает в кресло, когда миссис Лауфиц уводит малышку на кухню, и оттуда доносится звон и хлопанье дверок шкафчиков. Он смотрит на Джона, а тот стоит по стойке смирно и разглядывает паркет под ногами.
- Джон, - вздыхает он. - Хочешь, я расскажу тебе настоящую историю про войну и про героев? Не такую, которую пишут в книжках с яркими глянцевыми обложками. О которой все думают, когда смотрят салют, когда видят нарядные мундиры нашей армии во время парада, когда щурятся от блеска медалек и бликов золотых нашивок? Тебе она совершенно точно не понравится, Джон, но если ты хочешь…
- Я хочу, - смело отвечает мальчишка, тут же поднимая взгляд. - Я не испугаюсь.
Баки хмыкает печально. Этот упёртый дерзкий взгляд он знает, как свои пять пальцев. Проходили.
- Только с условием, что ты никогда не притронешься к оружию без разрешения. И проштудируешь историю вклада Америки во Вторую Мировую войну. Ты почитаешь официальную версию - ты ведь умеешь читать, Джонни? И интернетом пользоваться умеешь - я видел.
Мальчик кивает заинтересованно. Ждёт, что ещё скажет Баки. В гостиную входит Хлоя, крайне сосредоточенно неся в вытянутой руке стакан с водой. Баки улыбается.