- Джимми, - выдыхает Мелисса тихо.
- Всё нормально, Мел. Сейчас я… передохну немного. Я обычно не говорю столько. Выстави меня на улицу сейчас, или в незнакомую компанию - и пары слов не свяжу. Это с тобой я могу говорить. Почему-то, - он оборачивается и снова идёт за стаканом и к раковине. И успевает заметить, что глаза Мелиссы широко раскрытые и влажные. А Джон спит, осторожно притулившись к её боку. Он рано встал, поэтому уснуть от его нудного рассказа вполне естественно. Это даже хорошо.
Мелисса вздыхает.
- Ты не устала?
- Я хочу услышать историю до конца, - серьёзно отвечает она.
Баки кивает и, напившись, возвращается на стул.
- Они почти выели мою память. Впрочем, я и не вспоминал ничего, какие-то бессвязные обрывки. Мне было слишком плохо, чтобы что-то вспоминать. Я себя-то еле осознавал. Медленно привыкал к вживлённой руке. Восстанавливался. Меня начали тренировать. С бионикой всё чувствовалось по-другому - баланс, выносливость, сила. Тело вело себя странно. Внутри жгло, словно по жилам бегала не кровь, а жидкое олово. Холодный металл руки уравновешивал это ощущение. Они впервые попробовали применять калибровку сознания. Фактически, тогда и родился человек с позывным “Зимний солдат”. Уж не знаю, кому это имя пришло в голову. Зимний - не личность. Зимний - это программа, установленная мне в голову, если пользоваться современными понятиями. Это набор поведенческих функций, строго регламентированный и очень чёткий. И секретные коды, которые заставляли эти функции работать. Безусловное подчинение и субординация. Никаких личных, не присущих Агенту качеств. Я могу сказать, что в итоге у них неплохо получилось, если не учитывать все те начальные зверства, когда получалось плохо - видимо, я сопротивлялся. Сейчас я могу говорить о Зимнем и о том времени отвлечённо. Это приятно, когда уверен - программа с корнем изъята из головы, она больше не сработает. По крайней мере, меня в этом убедили, а я очень хотел поверить. Но поначалу меня трясло от любого воспоминания, наполненного ощущениями того времени. Это… было страшно. Даже для меня. Даже для Стива. Он бы не справился в одиночку. Мне была нужна специализированная квалифицированная помощь, медицинская и психическая. И как бы я не сопротивлялся ей, нужно отдать ему должное. Он умудрился достучаться до меня в то время. Убедил. И помог. Спас в который раз, - горько усмехается Баки.
- Что было после войны? Ты просто не менялся все эти годы? - интересуется Мелисса. И правда, он увлёкся и резко перескочил на окончание.
- Не совсем. До окончания войны оставался год. На мне были испробованы несколько новых разработок, когда ГИДРа ушла в подполье. Вот это, - он вытягивает руку, щёлкнув пластинами на пальцах. - И криокамера. Да. Они создали технологию мгновенного глубокого криогенного сна. И испытали её на мне, дорабатывая несовершенства. Сначала заморозили ненадолго. Потом усыпили меня на месяц. А после этого - ещё на пару. Не знаю, как я не свихнулся тогда. Просыпаясь после разморозки, каждый раз собирал себя по кусочкам. И каждый раз меня оставалось всё меньше. Дело даже не в памяти - на месте воспоминаний уже тогда зияла белёсая прореха. А во внутреннем ощущении себя. Я не помню, после какой разморозки и рекалибровки этого ощущения не осталось вовсе. Только директивы. Установки. Поведенческие связки на каждый код. Я должен был выполнять функцию - быть быстрым, бесшумным, смертоносным. Не оставлять следов. Я не планировал своих миссий - для этого мне уже не хватало мозгов. В прямом смысле, - хмурится, сутулится Баки. - Мне давалась информация по цели и уровню её сложности и опасности. Постоянные маршруты, адреса, удобные и незаметные огневые точки. Я мог выбирать, пробовать каждую, сравнивать влияние погодных условий. Фактически, моё дело было устранить и исчезнуть, - он замолкает ненадолго, смотрит в пол перед собой. - До сих пор не верится, что в моей голове осталось хоть что-то. Друзья Стива на самом деле сотворили чудо для меня. За просто так. Возможно, если бы я перенёс ещё несколько циклов криогенного сна, разморозки и обнуления, в моей голове уже нечего было бы восстанавливать.
- Господи Боже, - выдыхает Мелисса и всё же начинает плакать. Беззвучно, но Баки замечает пару влажных дорожек под глазами. Может, она заплакала раньше, он смотрел в окно и пол, пока говорил.
- Думаю, на сегодня достаточно? - неловко улыбается он. - Прекращай, отставить слёзы. Придумала - плакать. Это было сто лет назад. И уже давно не имеет никакого значения.
Мелисса мотает головой. Вытирает щёки руками и просит:
- Пожалуйста, Джеймс, расскажи до счастливого конца. Он ведь где-то там есть? Я иначе спать не смогу ночью.
Баки усмехается.
- Где-то наверняка есть. Ладно. Дальше - по сокращённому варианту. После последней заморозки я проснулся у русских. Война была закончена, а последнюю базу ГИДРы накрыли русские войска. Они и нашли меня, перевезли в Москву с сохранением всяческой секретности. Они были главными победителями в этой войне. А я - что-то наподобие небольшого трофея для их служб разведки и госбезопасности. Впрочем, я не могу сказать ничего плохого о русских. Они обращались со мной очень бережно, и больше исследовали, чем использовали. Помню, я много сдавал кровь - словно они пытались делать с ней что-то, но у них не выходило. В детали меня, естественно, не посвящали. Вообще, учёные у них совершенно не от мира сего. Там был один дед. Старый, седой как лунь. Но таких умных и живых глаз я за всю жизнь больше не встречал. Специалист по гипнозу, мастер от Бога. То, что он делал с программой Зимнего и как, я мог сравнить лишь со смазыванием барахлящих деталей маслом. Он забирался ко мне в голову совершенно безболезненно, без принуждения и страха с моей стороны. Он не работал с воспоминаниями, просто не рушил то, что уже было, и приводил царивший внутри хаос к упорядоченности. После первого раза я сам шёл к нему, без принуждения. Сам садился в кресло и вставлял кисти в пазы держателей. Он усмехался в седые усы и приводил мой мозг в порядок после несовершенства технологий криокамеры, после совершенно зверских экспериментов с первыми обнулениями. ГИДРовцы не знали, как бороться с последствиями разморозок, накапливающихся, подобно сбоям в системе. Путались коды, путались поведенческие связки. Они нашли выход - стирать и вкладывать в подсознание заново, каждый раз. Русские не обнуляли меня ни разу. Пару раз отправляли в криосон, но после доставляли в кабинет к тому деду, и он за пару часов приводил меня в рабочее состояние. Наверное, это единственный человек, которого я запомнил из того времени. Он заслуживал благодарности. К сожалению, не дожил до окончания Холодной войны. У русских я занимался несколькими секретными операциями и тренировкой новых Агентов в Красной комнате. В то время я чувствовал себя довольно цельной личностью, некоторым симбиозом своей нормальной личности и программы “Зимнего”. Меня это более чем устраивало. Примерно в то же время я начал видеть сны. В них был Стив, но я этого, конечно, не знал. Сны были тёплыми и спокойными. Я лучше отдыхал, когда они снились. Памятью об СССР осталась красная звезда на плече. Забавно, они метили этим знаком свои танки. Самолёты. Боевую технику. Звезда была на рукавах военной формы. Только форму можно было снять. А моя звезда до сих пор не сошла до конца. Я не особенно задумывался над тем, что этот символ значил для русских. Но мне нравилось быть причастным, не безликим. По сути, я стал оживленным оружием. И при этом они ко мне относились намного человечнее, чем на Родине. Впрочем, это мои нынешние размышления. Тогда я помнил всё очень и очень смутно. Когда закончилась Холодная война, финансирование стали сокращать. Я видел, как закрывались целые лаборатории. Как учёных буквально прогоняли с их рабочих мест, потому что они были согласны работать просто ради идеи. Я поражался тому, что видел. В итоге сверху спустили приказ, и меня отправили в криосон. Я чувствовал, что это всё неспроста. Проснулся уже в Америке. Сейчас думаю, что кто-то под шумок избавился от опасной и уже ненужной разработки, получив серьёзную сумму компенсации от американцев, когда упал железный занавес и появилась возможность. После этого не происходило ничего особо интересного. Новое руководство ГИДРы взяло в свои руки управление. Новые люди в белых халатах не слишком отличались от старых, ещё военных, разве что техника за несколько десятилетий заметно шагнула вперёд. Менее болезненными процедуры от этого не стали. После первого обнуления я с трепетом благодарности вспоминал русского деда, мастера гипноза. После ещё нескольких забыл и его. На счету “Зимнего Солдата” появились новые убийства, цели государственной важности. Я не буду озвучивать этот список, он не имеет значения. Потом появился Стив. Новое, приоритетное задание. Цель высшего уровня сложности, код задания - красный. Это означало “устранить даже ценой собственной жизни”. До этого он иногда снился мне. Даже тогда. А наяву Стив что-то нарушил в моей голове, в выверенных чётких построениях рамок сознания. От этого убить его хотелось только больше. Я едва привык к своему новому ритму жизни. К единству с программой. Стив разрушал это, будоражил незнакомые чувства. Я искренне хотел устранить его. Но не смог.