Запах настигает его ещё на первом этаже их дома. Сначала - неявный, но, чёрт, он заставляет уголки губ дрогнуть, а ледяную руку на сердце немного распустить пальцы. На третьем пахнет уже ощутимо, а через пролёт у двери аромат такой, что он едва успевает сглатывать набегающую слюну. И ведь не голодный! Чёртова курица по рецепту миссис Роджерс в чесночно-томатном соусе в исполнении самого Капитана Америка… Подумаешь, двенадцатый час ночи.
Он открывает тихо - хочется попасть в квартиру незамеченным, даже если это из разряда фантастики при слухе Стива. Внутри удивляется ещё больше. Не только умопомрачительный аромат печёной курицы, но и шкворчание, и чёткий оттенок в виде запаха жареного фри. Ну даёт. Стив убить его решил на ночь глядя? Баки проходит в сторону ванной мимо своей бывшей комнаты, стараясь не смотреть на опустевшее, всеми покинутое помещение. И всё равно отмечает это странное, цепляющее чувство. Его комната никогда раньше не оставляла впечатления брошенности. Впечатления, что чего-то остро не хватает. Снова подкатывает непонятная тошнота. Он запирается в ванной и несколько раз остервенело плещет холодной водой в лицо. Всё в порядке. Всё отлично, всё хорошо. Почему же он такой идиот?
В кухне негромко, так, что едва слышно за шкворчанием, играет радио. Оркестр Луи Армстронга выводит свои томные мелодии с синкопированными ритмами, и Стив, неуклюже покачиваясь перед плитой, мешает лопаточкой картошку фри.
- Я вернулся, - говорит Баки, и Стив вздрагивает, словно не слышал, что он пришёл. Стив вздрагивает каждый раз, и Баки знает, что это не из-за неожиданности. А из-за самой фразы и его голоса. Подло пользоваться этим, но порой чертовски хочется, чтобы эти широкие плечи, чтобы эта уверенная спина от задницы до самого выпирающего шестого позвонка вздрогнула. Возможно, он немного больший мудак, чем привык считать.
- Привет, - Стив поворачивается и улыбается мягко, просто. Совершенно по-домашнему. Привычно. Баки понемногу отпускает. Ему уже порядком осточертели эти перетягивания каната из его скрученных внутренностей. Хочется до безумия, чтобы отпустило совсем. Или уж сжало так сильно, чтобы до кровавых брызг. Хочется определённости. Как договориться самому с собой? - Ну как, всё в порядке? Отвёз?
Баки кивает. Неожиданно наваливается усталость, и он стекает на мягкое сидение высокого стула.
- А у меня тут курица. И картошка, - словно оправдываясь, продолжает Стив. - Захотелось что-то. Как ты, Бак?
Неожиданный переход. Баки поднимает голову, встречается со взглядом Стива. На том фартук в тёмно-сине-серую клетку. Белая футболка с каким-то застиранным рисунком, старая и растянутая, и домашние штаны. Он весь так и кричит собой - тут дом, тут хорошо, спокойно, давай поближе к огню, друг, тебя давно ждут.
- Да нормально всё, Стиви, - вздыхает он.
- Мне тоже не по себе без них, - негромко признаётся Стив, отводя взгляд и теребя в пальцах ни в чём не повинную деревянную лопатку. - Так тихо было, как вы уехали. Пусто так. Я даже в магазин сбежал - за курицей и картошкой…
Баки хмыкает и молчит. Складывает локти на высокой стойке перед Стивом, ложится на них подбородком. Смотрит.
- Слушай, может, мы твою спальню в детскую переделаем? Пускай приезжают на выходные, с ночёвками, или когда у нас миссий не будет, - вдруг начинает Стив, и говорит быстро, видимо, чтобы не растерять по дороге запал. - А ты бы переехал в мою комнату. Насовсем. Можно купить кровать пошире. Или две, - резко поправляется он, вглядываясь в нечитаемое выражение лица Баки. - Тут тесновато, конечно, но на самом деле мы можем себе и дом позволить, если ты этого захочешь. Задний двор…
- Собака, или даже две, - подхватывает Баки ровно, как по писаному. Его взгляд задумчив. - Барбекю по субботам, по пятницам - яблочный пирог и посиделки с соседями. Рыбалка, набеги Барнсов. Стив, ты слышишь себя со стороны? - вдруг спрашивает он строго, и Стив сутулится, откладывает лопатку. Рассматривает свои босые ступни с крупными пальцами. - Я не собираюсь никуда переезжать. Мне тут хорошо. Тут, с тобой.
- Мне тоже, - подхватывает Стив на выдохе. Садится напротив на другой стул. Смотрит. - Я привык тут.
Они молча рассматривают друг друга, словно не виделись несколько дней или кто-то из них был на опасной миссии - на предмет повреждений, царапин, новых морщин, залёгших глубже поперёк лба или между бровями. Тишина не тяготит, она обволакивает их патокой.
- Но насчёт детской ты всё-таки подумай. Детям нужен свой угол, когда они будут приезжать в гости.
Баки хмыкает, не разрывая сплетения взглядов.
- Давай уже свою курицу с картошкой. И водку ту давай, Наташину. Сколько ей можно таскаться в холодильнике.
После ночного ужина он принимает душ - долго, как всегда. Под струями воды так хорошо не думать. Ты просто стоишь и ощущаешь направленные в затылок потоки воды: холодно. Горячо. Холодно. Снова горячо. Повторяешь столько, пока не надоест. Обычно не надоедает долго. Бионика приятно теплеет от воды и пара, греет бок. Это приятно. Это хорошо настолько, что иногда закрадывается мысль - уснуть прямо так. В ванной. Кто бы ему дал. Он моется по-быстрому, так же вытирается. Оборачивает полотенце вокруг бёдер, с мокрых волос неприятно скапывает на плечи и спину. Наверное, было бы неплохо подстричься. Он видел старые фотографии - ему шло. Почему бы и нет.
В спальне Стива горит ночник на тумбе с той стороны, где последнее время спал он. Его место свободно, Стив мерно дышит, лёжа на боку на своей половине. Он присаживается на край кровати, а потом ложится рядом осторожно, почти не потревожив пружины усиленного матраса. На спину, мокрой головой на подушку. Просто ложится, устраивается поудобнее и смотрит на погружённый в сумерки комнаты потолок. На едва заметные волоски трещинок в его побелке. Он забывается, но не сном, а странным маревом. Внутри ни мыслей, ни чувств. Перезагрузка. Видимо, это перезагрузка. Нужно собраться и подстроиться под новые условия. Он делал это столько раз, неужели сплохует сегодня? Из забытья вырывает тяжёлая обжигающая ладонь, распятая над пульсом в области солнечного сплетения. Наверное, это Стив во сне… Но - неожиданно - движение возобновляется. Ладонь скользит по животу, по мгновенно напрягшимся мышцам - разжигая пожар во всём теле тут же. Плавит его медленно до одури, словно преодолевая безумное сопротивление, словно прорывается не на, а под кожей, отдирая её от мышц…
Он поворачивает голову, чтобы утонуть в тёмном, тяжёлом взгляде Стива. В его чересчур серьёзном лице. Чтобы обжечься тлеющим румянцем на скулах, он заметен даже в полумраке. Баки рассматривает своё неявное отражение в чёрных, расширенных зрачках. Свет за головой создаёт эффект нимба. Стив останавливает руку на волосках под пупком неожиданно. И не двигает дальше, только начинает мелко дрожать.
- Бак, я… - хрипло начинает Стив незнакомым, чужим голосом и сглатывает сухо. Словно смущается еще больше. В его глазах непривычное волнение, оно захлёстывает, плещет через край. Топит не только Стива. Дыхание учащается непроизвольно, и Баки всё это очень, очень, очень не нравится. Потому что нравится до одури. Потому что сводит с ума. И словно им снова шестнадцать - знать не знает, откуда в голове берётся эта цифра, и знакомые до отдельных фраз картонные стены, обклеенные старыми газетами. И обжигающий жар хрупкого тела рядом. Его ведёт, его уносит стремительно, и сопротивляться этой маете нет никаких сил, ни малейшего желания. Он ведь не спит? - Останови меня, если я делаю что-то не то, - шепчет Стив решительнее, и эхо этого шёпота отдаётся во всех уголках тела, распаляя, сбивая пульс напрочь. В паху, под махровой тканью полотенца, дергается. Баки знает, что Стив видит это. Стив не идиот. Он в курсе, что с ним происходит.