- Эм, - тушуется Стив и краснеет, как есть - до ключиц и немного ниже. - Мне тоже.
А потом он делает невероятное - улыбается широко, счастливо. Сыто. И говорит:
- Я вообще спросить у тебя хотел, зачем ты машинку достал, - он подкидывает на ладони найденный Баки ещё утром прибор.
- А… это… - Баки чувствует себя совершенным идиотом и приходит его очередь чувствовать неловкость. Стив что, только и хотел с самого начала - спросить про машинку? А он ему завернул… Баки быстро проводит железными прохладными пальцами по лицу. Вот же дурак, прости Господи… - Я вспомнил, что видел у тебя машинку. Вот, нашёл. Подстричься хочу.
Стив удивленно приподнимает бровь.
- Ты серьёзно? Зачем?
- Надоели, - пожимает плечами Баки, встряхивая нечёсаными волосами. - Думаешь, не нужно?
Стив стоит и мнёт губы - то ли подбирает слова, то ли просто не знает, что сказать. Баки его понимает. С ним непросто.
- Если ты хочешь, - произносит Стив всё же. - Может, лучше в салон сходить? Там красиво сделают.
- Нет, - ожидаемо отвечает Баки, прихлёбывая подостывший кофе. - Подстриги меня сам. Я и салон - это смертоубийственно. Даже думать не хочу.
Стив кивает и уходит в ванную - видимо, отнести машинку и развесить полотенце, а потом накинуть на голые плечи - Баки старается не думать, но на них до сих пор ещё заметна пара стремительно бледнеющих пятен - футболку. Стив никогда не выходит к завтраку полуголый. Не то воспитание. Баки ставит локти на стол и прячется лицом в ладонях. Вздыхает с чувством. Что ж, полдела сделано. Нужно двигаться дальше.
****
Ещё минут через десять, когда Стив достаёт из холодильника и привычно разогревает в микроволновке - подумать только, как естественно это у него выходит - нарезанные для него Баки горячие бутерброды, Баки успевает сварить ещё кофе. Они перемещаются по кухне в медленном ломаном танце так, словно та резко уменьшилась в размерах. Или как если бы они были магнитами разных полюсов - постоянно неловко соприкасаясь локтями, притягиваясь друг к другу и выдерживая чёртово гробовое молчание на фоне привычных бытовых шумов. Стив не может удержать прорывающуюся жаркую улыбку, и Баки назвал бы её смущённой, если бы не глаза. Они ясные, светлые. Но по краям, на самом дне радужки, висит клочками тёплый ночной туман. Стив ни о чём не жалеет - и это так открыто читается во взгляде, что у Баки дыхание перехватывает. Он не выдерживает первым - наливает им свежий кофе и ретируется со своей кружкой обратно за монитор лэптопа.
Баки не смотрит на Стива, пока тот задумчиво ест бутерброды и свою порцию пышных оладий, не смотрит, когда начинает пить кофе. Но видит начатое движение руки и отзывается на него ещё до прикосновения - радостно, как щенок, которого наконец-то позвали гулять на улицу. Внутри всё вспыхивает. Стив просто кладёт свою ладонь на его, лежащую рядом с лэптопом. Накрывает нежно, обдавая теплом. Проглаживает пальцами от запястья к костяшкам и обратно, пока не замирает без движения - просто обхватив его руку своей. Баки взгляда не может отвести от их сплетённых ладоней на столе. У Стива тяжёлая рука и кисть с напрягшимися сухожилиями и выпуклыми дорожками вен.
- Бак, - говорит Стив негромко. Баки медленно поднимает глаза. Стив улыбается ему - тепло и будто бы вопросительно. Сжимает пальцы крепче и… ничего не говорит.
- М-м? - вот и всё, на что хватает Баки. Он снова смотрит на коротко подстриженные круглые ногти Стива. На длинные пальцы. Внутри всё сжимается, трясётся и клокочет в предвкушении. Ну же, ну?
Стив улыбается сильнее, на мгновение опускает голову, растирает свободной рукой макушку и затылок, смущённо соскальзывает по шее. А потом снова смотрит, и это взгляд такой, от которого ночью у Баки внутри всё трепетало. Баки не уверен в правильности названия эмоции, но это восторженное волнение он испытывал впервые за долгие десятилетия.
Стив смотрит на него, в него, и продолжает молчать.
Баки теряется в этом ровном, честном взгляде. Может, он путает, но Стив никогда раньше не смотрел на него так. Открыто, незамутнённо. Может, он путает, и Стив смотрел так на него десятки раз, только он, Баки, не смог понять и услышать.
В жестяную раковину с завидным постоянством скапывает ни с того, ни с сего потёкший кран. Капли разбиваются о дно со шлепком, разлетаются мелкими брызгами.
За открытым окном переругиваются гудками машины. Приближаются, шуршат по асфальту, выкатывая шум на середину улицы, останавливаются и снова едут, удаляются вместе с пыльным шуршанием в облаке своих же выхлопных газов; это ритм дыхания большого города. Он не затихает ни на секунду.
Где-то этажом выше негромко играет рок. Низкие частоты и сольные гитарные выпилы лучше всего пробиваются через перекрытия высокого потолка.
В груди Стива стучит сердце. Баки отчётливо слышит этот стук. Ровный, глухой. Умиротворённый. Под ритм его ударов можно запросто играть Andante без метронома - не ошибёшься. Баки прислушивается к этому нужному и важному шуму. Стук сердца. То, что слышат дети, ещё даже не родившись. К чему тянутся бессознательно, от чего успокаиваются - стоит лишь прижать к груди, перехватить удобнее, чтобы ухом - к сердцу. Покачать в том же ритме, плавно, без рывков. Стук сердца успокаивает. Сколько раз он сам проворачивал этот фокус с Хлоей? И каждый раз сработал. А ведь он делал это по наитию, рефлексы срабатывали: подхватить на руки, прижать к груди. Дать вслушаться: я спокоен. Моё сердце живое и бьётся. Я защищу тебя. И сейчас он сам хочет прижаться ухом, щекой; прикрыть глаза и послушать. Его собственный ритм учащается. Потому что взгляд Стива говорит слишком многое, и Баки не уверен, готов ли всё это услышать.
Как же мне хорошо, когда ты рядом. Было ли когда-нибудь лучше?
Ты ведь помнишь? Я с тобой до конца.
Я больше не отпущу тебя. Никогда. Даже не думай чудить.
Стив смотрит со стула напротив - серьёзно, тепло, словно улыбка впиталась под кожу, её нет, но она уже на подходе, готова вот-вот проклюнуться на уголках губ, был бы повод. Он бессознательно водит пальцем по загрубевшей, шелушащейся коже возле костяшек на его руке. Стив не говорит ни слова; только смотрит - так, что Баки всё понимает. Это не договор, не сделка даже, и совершенно точно не пылкое признание. Это просто Стив, который в своей манере, ненавязчиво-толсто намекает - ты мой. Допрыгался. Имей в виду и соответствуй, Джеймс Бьюкенен Барнс.
Баки хмыкает и улыбается, закусывает губу. И всё же сдаётся первым, опускает глаза вниз, к столу, к их переплетённым рукам, куда угодно подальше от говорящего взгляда Стива.
Стив не обижается, даже будто бы не замечает этого. Выпускает улыбку на волю - та широко, солнечно растекается по губам. Стив весь, полностью расслабляется. Даже по стулу немного сползает. А потом наклоняется вперёд, над столом, обхватывает своими жаркими пальцами запястье Баки и тянет руку на себя, ближе, к губам. Так, что Баки приходится тоже наклониться навстречу. Стив прислоняет запястье к лицу и потом долго, голодно вдыхает запах с кожи Баки. Прихватывает губами, когда Баки едва шевелит пальцами и касается его покрасневшего уха и шеи над затухающими окружиями укусов. Баки почти стыдно. Но больше жарко и сладко-маятно. От этих лёгких касаний дыхание напрочь перехватывает, и жжётся внизу живота. Стив в ответ дышит им и жмурится так, что становится похож на рыжего соседского кота из дома напротив, когда тот, совершенно довольный жизнью, блаженно разваливается на подоконнике четвёртого этажа под ласкающими шкуру солнечными лучами.