- Ну, - мнётся Стив, - ночью.
- Ночью? - Баки удивляется совершенно искренне. Если вычесть часы бодрствования, они спали меньше шести часов. - Мог бы разбудить меня, раз так.
Стив смущается ещё больше. Точнее, не так. В его упрямом волевом лице, чётком и красивом, точно скульптурная лепка, не меняется ничего. Но вслед за ушами и щёки становятся совершенно красными. Баки забывает, как дышать.
- Не мог.
- Поче… - начинает Баки, и его вдруг осеняет. Он быстро оглядывает комнату. Точно. На небольшом столике рядом с мягким креслом у окна лежат две папки. Даже отсюда Баки различает тёмно-бордовую папку ЩИТа и поверх, непонятно откуда взявшийся в таком соседстве, небольшой скетчбук. На нём аккуратно пристроены две современные ручки для рисования. Он сам подарил их Стиву на День Независимости. - Ах ты, - возмущается он и делает резкую попытку спрыгнуть с кровати, но Стив вцепляется в него мёртвой хваткой и нагло смеётся в поясницу. Дыхание щекочет обнажённую кожу, заставляя вздрагивать снова и снова. - Какого чёрта, отпусти, - требует Баки, но если Стив обхватил своими ручищами - вырываться дохлый номер. - Я должен это увидеть.
- Ты не должен, - с явной широченной улыбкой отвечает Стив, не ослабляя хватки. Баки делает вид что соглашается, вздыхает и укладывается на место, будто бы успокаивается. Но как только хватка ослабевает совсем немного, выворачивается, выкручивается лаской, рывком спрыгивает с кровати и через красивый гимнастический кувырок оказывается у столика.
- Мухлёвщик, - смеётся Стив, оказываясь половиной тела на полу, но разве за Баки успеешь? - Бак… эй.
Он говорит всё тише и уже не смеётся, потому что Баки перелистывает страницы в скетчбуке, и с каждой страницей делает это всё медленнее, а лицо его становится совершенно нечитаемым, только глаза смотрят чересчур внимательно и самые кончики ушей горячее рассвета - Стив так взволнован, что в горле пересыхает.
- Я серьёзно так выгляжу, после… после, - Баки мотает бионической рукой со скетчбуком, так и не выговорив.
Стив молчит - язык вообще отказывается шевелиться - и не может смотреть в ответ на вопросительно-строгий взгляд. Изогнутая бровь Баки вбивает в него гвозди по живому. Если честно, ему хочется сквозь землю провалиться. И дело не в обнажённом Баки - подстриженном, потрясающе красивом, так сильно похожем на себя из прошлого - в рассветных лучах посреди его - их - спальни. Он просто забыл убрать свой скетчбук подальше. Разве он один виноват, что последние пару дней рисует Баки именно таким?
- Извращенец, - припечатывает Баки, и Стиву снова становится до одури смешно. Почему-то перед глазами разворачивается воспоминание из их детства, когда именно это слово Стив сказал Баки - кажется, им было по двенадцать, - в ответ на предложение подсмотреть за девчонками в женской раздевалке после физкультурной пробежки. Баки тогда изо всех сил выделывался - то ли перед девчонками, то ли перед Стивом, но дверью по носу они в итоге получили на пару.
- Я знаю, - смеётся Стив, и внутри у него повторяется много раз, тише и тише - Я знаю, знаю, знаю… - Иди сюда, - говорит он Баки и тянет навстречу руку. Баки откладывает скетчбук на столик и идёт.
****
Стив водит по бионическим сочленениям на плече пальцами так осторожно и наверняка нежно, что Баки, лежащий рядом на животе, думает, что никогда не признается Стиву. Не признается, что не чувствует ничего. На самом деле, он и пальцами чувствует не очень, смутные тени былых, наполненных тактильностью, ощущений. Но всё, что выше, просто пластины мёртвого металла. Он, конечно, ощутит и очень ярко, если вогнать между пластин отвёртку или нож, или закоротить сервоприводы. Но это другое. Баки смотрит на то, как трогает его плечо Стив, словно намеренно не касаясь живой кожи рядом, и мучительно пытается представить, как чувствует. И в какой-то момент ему на самом деле кажется, что да. Лёгкие, невесомые касания. Он бы чувствовал их именно так.
- Тебе она нравится? - спрашивает он тихо у Стива, и тот сначала смотрит вопросительно, а потом невесело хмыкает. Он и сам не понял, что уже который раз проводит пальцами по контуру красной звезды.
- Я не знаю, - отвечает Стив. - Это русские рисовали?
Баки кивает. Ему на самом деле очень нравится смотреть, как Стив трогает его руку. Больше её никто - никто - не трогает, только для планового осмотра боеспособности или калибровки, и никогда - вот так. Хотя он вспоминает, что дети тоже совершенно запросто хватали его за бионическую ладонь. Висели на железе пластин, как пара надоедливых обезьянок. Баки улыбается. И думает, что это, всё же, другое.
- Ты… словно не держишь на них зла, - роняет Стив задумчиво.
Баки молчит и изо всех сил заставляет себя чувствовать. Он несколько раз срывался и пытался свести эту звезду. Её не брало ничто. Ни растворители, ни наждачка, ни острые лезвия. Какая-то особенная краска, въедавшаяся в металл намертво. Свести невозможно. Если только перерисовать сверху. Баки невесело ухмыляется и вдруг думает, что вся его нынешняя жизнь - это отчаянная и дикая попытка “перерисовать сверху”.
- Это было не самое плохое время, - ровно отвечает он Стиву. И он не обманывает.
Стив молчит, продолжая осторожно водить по пластинам и стыкам возле звезды. Рука безмолвствует - Баки расслаблен, и сервоприводы почти не слышно.
- Ты мне расскажешь когда-нибудь? - тихо спрашивает Стив с какой-то обречённой серьёзностью. Он не поднимает глаз, а Баки смотрит - смотрит на него жадно. Но не пролезть под тени от густых ресниц.
- Когда-нибудь, - честно обещает он, и Стив кивает в ответ, светлея лицом.
Вдруг раздаётся звонок в дверь - резкий и до того неожиданный, что Баки подпрыгивает из положения лёжа.
- Чёрт. Сколько времени прошло? Это Нат, наверное.
Он слетает с кровати и, прыгая, натягивает на голое тело мягкие домашние штаны, пытается отыскать взглядом футболку. Первым её находит Стив и точно перекидывает прямо в руки через кровать.
- Я в душ тогда, - говорит он Баки с лёгкой улыбкой. Встаёт, лениво потягиваясь кверху всем телом, перекатывая мышцы, и шлёпает босиком по паркету в сторону ванной.
Баки смотрит ему в… э, спину и думает - чёртов ты позер, Стив Роджерс.
Резкий трезвон повторяется, и Баки отмирает, спешит в коридор, чтобы открыть.
- Господи… обалдеть, - ошарашенно выдыхает Наташа, когда он впускает её в квартиру. - Твои волосы.
- Мне идёт? - улыбается Баки, встряхивая стоящей кверху чёлкой и в два рывка натягивая домашнюю мятую футболку на белый литой живот. В ванной за его спиной громко шумит вода.
- Ты даже как будто помолодел, - Наташа смотрит на него с недоверием, но потом всё же улыбается.
- Лет на семьдесят? - весело хмыкает Баки, и Наташа в ответ хихикает - в своей привычной мурлыкающей манере.
Они проходят на кухню, Наташа устраивается прямо на широком подоконнике между распахнутых створок, подтягивает колено наверх. На ней ладные и почти строгие светлые брюки и красивая рубашка с коротким рукавом - по ней разлетелись диковинные яркие птицы. Такие же яркие, как блики в рыжих волосах. Она смотрит наружу с интересом, иногда искоса поглядывая на хлопочущего у плиты Баки. С улицы тянет утренней свежестью, сбоку колышется полупрозрачная штора.
- У нас есть немного времени? - спрашивает она. - Я бы кофе выпила.
- Нальёшь сама? - спрашивает Баки, показывая подбородком на одинокую джезву посередине плиты. Кофе в ней как раз на порцию. - В холодильнике есть джем и паста, хлеб около тостера. Хозяйничай.
Наташа кивает, спрыгивает с подоконника и идёт к шкафу за кружкой. Она всегда выбирает одну и ту же, но Баки никогда не спрашивает - почему, давно уже записав в “Наташины любимые”. Просто выглядит странно, но от этого немного теплеет внутри - факт того, что она точно знает, где у них кружки. И ложки, и всё остальное. Он оставляет её на кухне одну ненадолго, чтобы переодеться в выходной вариант одежды в спальне. Он почти готов ехать за детьми.
========== Часть 11. ==========
У Наташи есть небольшой секрет.
Ну как, секрет, улыбается Наташа, когда об этом думает. Мелочь, на самом деле, ничего не значащая блажь.