- Боже, - подводит итог Баки. Глаза у него блестят, губы пересохли, а скулы медленно заливаются лёгким румянцем.
- Гол? - понятливо уточняет Сэм.
- Угу, - кивает Наташа. - Делаем ставки.
- Боже,- повторяет Баки. Он не может отвести взгляда от зажатого в Наташиной ладони куска пластика. Разве что моргает. Изредка.
- Только не говори, что…
- Именно, - подтверждает Наташа догадку Сэма. - Каждый раз. Он вскакивал с сидений каждый раз и тряс своей задницей перед моими глазами. Мне даже приелось в какой-то момент.
- Боже, - в третий раз произносит Баки и закрывает глаза. То ли чтобы не видеть, то ли чтобы представить получше.
- Тридцать семь? - предполагает Сэм навскидку.
- Бери больше, - сразу отвечает Наташа. - Диапазон от сорока до пятидесяти. Кто загадает ближе - срывает куш.
Сэм изгибает бровь и закатывает глаза. Кладёт на журнальный столик двадцатку. Баки не глядя достаёт деньги из кармана рубахи и кладёт поверх двадцатки Сэма.
- Сорок семь, - говорит он с закрытыми глазами, мягко улыбаясь. “Всё же представляет”, - хмыкает про себя Наташа.
- Эм… Сорок восемь? - хитрит Сэм.
- И-и-и… Баки побеждает! - выкрикивает Наташа, хватая со стола бумажки и одну засовывая себе в джинсы.
- Да чёрт вас побери! Вы сговариваетесь! - негодует Сэм. - И почему это ты забрала мою ставку себе?
- В качестве моральной компенсации.
- Ты нас надула, - всматриваясь в Наташу проницательным взглядом, говорит Сэм. - Надула, так ведь?
Наташа смотрит в ответ, красноречиво изогнув бровь, и легонько стучит пальцем по старкфону.
- Все сорок пять тут. Сейчас убедитесь.
Она встаёт, обходит диван, кладёт телефон на стол и что-то делает в нём, что изображение - да-да, всё та же затянутая в джинсы задница Капитана Америка - теперь транслируется на всё полотно через проектор.
Баки говорит “Боже” в четвёртый раз и засовывает себе в рот огромную жмень попкорна. Сосредоточенно жуёт. Больше он не говорит ни слова.
Наташа нажимает “плэй”, и ролики по десять-пятнадцать секунд начинают идти один за одним.
- Ровно сорок пять, - усмехается Наташа и тоже заталкивает в рот горсть попкорна. - Считайте, мальчики.
- Да вы издеваетесь! - стонет Сэм, вглядываясь в сосредоточенно-нейтральные лица Наташи и Баки, которые жуют попкорн и смотрят… трансляцию. - Почему мы вообще должны это смотреть?
- Потому что красиво, - неразборчиво бубнит Баки сквозь жевание, но это за членораздельную речь не считается.
- Потому что мы команда, Сэм, - говорит Наташа, - в горе и в радости, помнишь? - а потом вдруг поворачивается к нему и коротко целует. Затем снова суёт в рот попкорн и смотрит вперёд, туда, где уже в девятый - Сэм считает, серьёзно, он считает, так проще смириться, - раз вскакивает со своего места ярый бейсбольный болельщик Капитан Америка. Боже правый.
Сэм сидит, шокированный, ещё с пять секунд, а потом хватает горсть попкорна из чаши с Наташиных колен и тоже принимается увлечённо жевать. Двенадцатый раз, отлично. Черт с ними. Команда так команда. Тем более, что ни на какую другую он всё равно уже не согласится.
****
- Что это? - потрясённо спрашивает Тони у воздуха, отставляя свой едва пригубленный кофе на край стола. - Джарвис, увеличить.
- Сделано, сэр. Если я правильно понимаю, любительская видеосъёмка от тридцатого августа, сделана предположительно аппаратом Агента Сокол. Длительность минута пятьдесят шесть, на двадцать пятой секунде, что стоит у вас на паузе, вы пытаетесь поставить руку на жёлтый…
- Джарвис! - не выдерживает Тони. - Я знаю, что это. И знаю, что я делаю. Вот это, это что? - он пригибается к виртуальному монитору и тычет в изображение пальцем, пытаясь угодить себе куда-то повыше пояса. Картинка идёт пиксельной рябью и настраивается, только когда Тони убирает палец. - Твою мать.
- Не понимаю запрос, сэр.
- Да куда тебе, - Тони оседает на стул со вздохом, косится куда-то вниз, под завязанные полы халата. Потом - с осязаемым сожалением - на тарелку свежих пончиков рядом с кофе. Берёт кружку и выпивает залпом. - Удалить запись.
- Возможно только из вашего личного архива, сэр. Но она распространена также по аппаратам Стива Роджерса, Наташи Романофф, Баки Барнса, Марии…
- Стоп, я понял, - говорит Тони с тяжёлым вздохом и неохотно встаёт с кресла. - Если Пеппер будет спрашивать - я в спортзале. Запри двери и не выпускай меня оттуда раньше трёх, даже если я буду угрожать анинсталом или важным совещанием. Не верь мне, Джарвис. Я изворотливый сукин сын.
- Директива принята, сэр. Желаете мотивирующие ролики или аудиокнигу? Музыку для тренировки?
- Ага, - Тони уже заходит в лифт и нажимает на индикацию тренировочно-спортивного этажа. - Поставь вот этот ролик и зацикли его. Более мотивирующего сложно придумать. Толстый. Я им покажу, толстый.
****
Стив выпутывается из объятий Баки - сладких, сонных, чертовски тёплых, таких, что одно это уже достойно увековечивания в балладах о крепости духа - и идёт на пробежку. На улице уже ранняя осень, терпко и пряно пахнут первые слетевшие листья. Стив бегает долго, порой, по полтора-два часа, каждый раз меняя маршрут, и по ощущениям, оббегая добрую половину Манхэттена. Он не слушает музыку - Баки запретил наушники, сказал, это притупляет бдительность и готовность к форс-мажорным ситуациям. Баки прав, но Стиву хватает шума и дыхания города, чтобы двигаться в ритм, чтобы подстраивать под него своё дыхание. Нью-Йорк добродушный спящий зверь. Стиву нравится ощущать его силу. Этим утром он добегает до парка и, пробежав по самому краю, разворачивается обратно.
Уже на Эджком-авеню он отвлекается на рекламу на мимо проезжающем автобусе. Это он, чёрт, и он рекламирует “Дорито”. Нет, он не смущается и не стыдится. В конце концов, эти “Дорито” очень вкусные, и с другой стороны он не видит в этом опыте ничего плохого. Интересный опыт. Вот только Мария ничего не говорила об автобусах.
И в этот момент он заворачивает за угол дома и с силой налетает на кого-то, пытается инерционно смягчить удар и валится на асфальт, группируясь. Рядом падает бумажный пакет, из него выкатывается дурманяще пахнущий свежий пончик в шоколаде. Вот незадача.
- Простите, - начинает Стив, протягивая руку к пончику. В этот момент он встречается с чужой рукой и резко поднимает голову, - бух! - удар лбами такой, что звёзды кружатся как сошедший с орбиты нимб. - Боже, простите, - стонет он, потирая голову. Всматривается - фигура высвечивается расплывчатым тёмным контуром в мягких рассветных лучах. Лица не видно. Человек начинает смеяться.
- Чёрт, Стив, - хихикает он. - Это я. - Ну ты и придурок… Эй. Стиви. Чего ты так смотришь?
- Не вижу… - взволнованно говорит Стив, часто-часто моргая. Он тянется руками, он развалился на асфальте на углу их дома, и… - Не вижу тебя.
- Эй? - взволнованно звучит голос. - Всё в порядке? Это я, Стив. Баки. Это я.
Наконец, Баки приседает рядом с ним и попадает в тень. Лучи больше не бьют Стиву в глаза, мешая рассмотреть. Какой же он… Какой же потрясающий, Господи. Стив сглатывает и притягивает Баки ближе за скулы. И вдруг - смеётся.
- Это ты, Бак, - говорит он хрипло сквозь смех. - Я столько голову ломал, а это всегда был ты. Боже. Ну я и…
- Тупица, - с готовностью подхватывает Баки. Стив тянется ближе. - Эй, эй, Стиви, мы на улице вообще-то. Я тебя что, так сильно приложил?
- Плевать, - говорит Стив и целует, оставляя губы влажными. Потом ещё раз. И снова. - Двадцать первый век, Бак, - вставляет он где-то между и улыбается - пьяно и довольно. - Должны же быть от этого хоть какие-то бонусы.
Баки улыбается в ответ. Поднимает пакет с пончиками и подаёт руку Стиву, чтобы рывком поставить на ноги.
Пожалуй, ему нравится двадцать первый.
fin