Сколько мы проехали, я не знаю. Судя по моим часам, в пути мы были ровно двенадцать минут. Вскоре дрезина притормозила, мы слезли и направились к видневшейся впереди двери. Сунув ключ в замочную скважину, Вернер отомкнул замок и раскрыл дверь. Пройдя очередную подвальную комнату насквозь и поднявшись по довольно крутой лестнице, мы попали на первый этаж какого-то строения. Здесь нас встретил человек одетый в неизвестную мне полувоенную форму и отвел в кабинет, что находился на третьем этаже этого же здания. Дом чем-то напоминал какой-то склад с трёхэтажной надстройкой над ним и одновременно неуловимо смахивал на административный офис.
Когда мы вошли, в кабинете нас уже ждали. Оба присутствующих имели явно военную выправку. Первый из них обладал славянскими чертами лица. И производил приятное впечатление, хоть и неоднозначное. Как позже выяснилось, звали его Фриц Штрелец, и некогда он являлся начальником Главного штаба немецкой армии. Но это было уже в прошлом, сейчас же Фриц остался не у дел.
Второй: Йоахим Гольдбах — бывший заместитель командующего национальной народной армией ГДР по вооружению — так же, как и Штрелец, и Гроссман, имел звание генерал-полковника. Однако какой толк от этих званий? Но оба отставника как по команде встали при нашем появлении и по очереди крепко пожали мне руку.
— Отлично! Наконец-то мы смогли собраться все вместе, — сказал Вернер Гроссман. — Это оказалось не так-то просто осуществить. Прошу вас садиться, уважаемый Бикаан Баста.
Кивком головы он указал мне на стул.
Бли-иин! Как же я в этот момент пожалел, что выбрал себе такое имя. Бикаан!!!
— Можете для удобства звать меня просто Бориславом, — предложил я и пояснил: — Моя бабка когда-то согрешила с итальянцем, у которого в роду были хорваты.
Все вежливо хмыкнули и деликатно заулыбались. Я воспринял это как ещё один камушек в копилку нашего сближения. Пусть и по бабке, и только по моим словам, но во мне текла кровь европейца. А так хрен его знает! Может, и реально текла? Черты моего лица, конечно, больше смахивали на арабские… Но чем чёрт не шутит? Вдруг и европейская кровь приблудилась?
— Хорошо, Борислав.
— Я слушаю вас, — сказал я, внимательно разглядывая своих собеседников.
Уж больно примечательными они мне показались. Что и не удивительно. На некоторое время повисла пауза, прервать которую рискнул Фриц Штрелец.
— Все мы знаем, что вы закупили массу оружия для своей страны. И купили его за весьма умеренную цену, грамотно воспользовавшись ситуацией. Вы поступили довольно мудро и почти виртуозно сумели найти деньги не только для финансирования самих закупок, но и на оплату услуг нашей фирмы. Особенно учитывая, что ваша страна практически разорена гражданскими войнами последних лет. И даже не поскупились на премию! Это характеризует вас как добросовестного, надёжного и щедрого партнёра. Хотя, как все знают, африканцы не склонны брать на себя обязательства. Порой они откровенно о них забывают или делают вид, что забыли, дабы просто их не выполнять. Вы сломали эти шаблоны, поэтому мы решили рискнуть и предложить Эфиопии услуги наших техников. Вам же нужно будет содержать и эксплуатировать купленную технику?
Гм, я очень сильно удивился, услышав это. Конечно, я думал об этом, но как-то больше настраивался на работу с советскими военнослужащими или, попросту говоря, с русскими офицерами и прапорщиками. А тут вдруг немцы инициативу проявили. Этого я не планировал и, честно говоря, совсем не ожидал. Да уж… Мысли скакали и прыгали, отказываясь направляться в нужное русло. Неожиданное предложение… Очень неожиданное. 'Так, и что делать-то? Какое решение принять⁇ — сам у себя спрашивал я раз за разом.
Думал я всё же недолго, опыт сказался. Тут два варианта: А и Б. А — да, Б — нет! Всё по классике! Да. Но на самом деле выбора особого и не было. Отказать, значит, оборвать наметившееся сближение; согласиться — приобрести так необходимое мне сейчас подспорье и, возможно, изменить расклад сил в Африке. Самое страшное, что мне будет трудно их контролировать. А это, товарищи, самое главное! У кого контроль, тот и король!
Выдержав томительную для всех и даже для себя паузу и в итоге приняв очень непростое решение, я всё же ответил:
— Нужны, конечно, нужны! Однако Эфиопия — страна бедная. Платить много мы не можем. К тому же: где вы найдёте столько техников?
— Найдём, нам есть из кого выбирать. Вы же, наверное, уже знаете, что несколько тысяч офицеров и унтер-офицеров буквально вышвырнули из национальной народной армии ГДР. Многим из них не зачли ни военный, ни гражданский стаж. Те же, кому посчастливилось надеть форму недавних противников, оказались понижены в звании. Получается, что нас просто предали и бросили, — с горечью проговорил Штрелец и, выдержал небольшую паузу, продолжил: — Особенно пострадали старшие офицеры и унтер-офицеры бывшей ННА. Они не стали частью бундесвера, их просто распустили. Увольнение коснулось многих бывших военнослужащих ГДР, включая генералов и полковников. В результате офицеры из Восточной Германии вынуждены часами простаивать в очередях на бирже труда и мыкаться в поисках работы. Часто низкооплачиваемой и неквалифицированной. А кроме того, они подвергаются унижению. Такое трудно простить! Но и изменить уже ничего нельзя. Поэтому кое-кто из них даже готов переехать с семьями на чужбину и служить своей новой родине. Разумеется, если им будут платить достойную зарплату, которую они смогут отложить, чтобы на старости лет вернуться обратно в Германию. Или, если приживутся, остаться в Эфиопии, став новыми переселенцами, как во времена колонизации Африки.
— Кх-х, — я кашлянул.
Становилось всё интереснее и интереснее. Я как-то об этом даже не подумал. Целые полки, укомплектованные немецкими сержантами и офицерами — это поистине сила. Даже силища! Останется только набрать побольше негров в солдаты, и у Эфиопии сформируются полноценные армейские корпуса. Гм, и ещё раз: гм…
— Не спорю, люди нам нужны, — наконец, произнёс я. — А высококвалифицированные специалисты тем более. Но воплотить в жизнь ваше предложение будет очень сложно. Кроме того, в Африке очень тяжёлый климат, который не всякий европеец сможет выдержать. Правда, есть у меня одно средство, способное помочь переселенцам преодолеть многие болезни и пройти акклиматизацию в щадящем режиме. Однако оно очень дорогое. И я должен быть уверен в том, что не потрачу его напрасно. Не хотелось бы столкнуться с ситуацией, когда приехавшие помогать нашей республике предадут нас потом в угоду американским, английским или тем же немецким интересам. Ведь для любого немца фатерланд — это не пустой звук.
— Мы поручимся за каждого направленного в Эфиопию немца, — горячо заверил меня Штрелец. — И дадим все мыслимые и немыслимые гарантии того, что они не предадут. Так вы согласны?
Да я-то согласен, но некоторые детали всё ж хотелось бы уточнить. Поэтому спросил:
— Сколько офицеров, техников и прочих специалистов вы сможете уговорить на переезд в Эфиопию?
— Думаю, для вас не является секретом, что на третье октября 1990 года в национальной народной армии ГДР состояло 23 155 офицеров и 22 549 унтер-офицеров. Всего примерно сорок пять тысяч. Меньше десяти процентов взяли на службу в Бундесвер. Почти половина по разным причинам останется в Германии либо отправится искать счастье в других странах. А вот другая половина готова рискнуть. То есть в вашем распоряжении может оказаться до двадцати тысяч отлично подготовленных военных специалистов. Это произойдёт, конечно же, не сразу, а поэтапно. И, если первым переселенцам всё понравится, то приедут ещё. Вы готовы платить им достойную зарплату?
— Да, вы пока ничего не сказали про деньги, уважаемый Борислав, — поддакнул ему Гроссман.
— А какое денежное довольствие они получали здесь?
— В ГДР капитан получал 3000 марок, в ФРГ 2500 дойчмарок.
— Столько мы платить не сможем!
— Мы это понимаем, — инициатива в разговоре перешла к Гроссману. — Однако сейчас большинство из уволенных офицеров работает за тысячу марок. И вполне довольны, если сумели найти работу за такую зарплату.