— Да, вот же скоты. Немедленно разобраться и доложить мне, кто это сделал!
— Есть! — ответил капитан и стал всё приводить в исходное состояние.
Весь вечер он потратил на разбирательство, но так никого и не нашёл, а арабы с вьетнамцами потянули снаряды обратно в казарму.
Всё училище уржалось, глядя на это действо из окон и на улице. Мои сначала не поняли, а потом тоже стали ржать, ну и ладно. Но всё равно скучно.
Как-то на территории училища прорвало водовод, его раскопали и починили, но по обыденному разгильдяйству не закопали, забыли. В яму постепенно набралась дождевая вода, чему несказанно обрадовались местные лягушки. Собравшись возле нового водоёма, они наметали туда икры, решив, видимо, вывести здесь новый вид лягушек — артиллерийских. Маленькие головастики быстро дозрели до уровня маленьких лягушат, чем привлекли моё внимание.
Посмотрев, как они весело прыгают возле ямы, я взял банку, наловил их и забрал с собой в казарму. Вечером, когда уже прозвучала команда «Отбой!», и все стали ложиться спать, я подсунул земноводных в верхнюю часть тумбочки Газини. Ничего не подозревая, тот уже перед самым сном полез в неё и, наткнувшись на что-то маленькое, скользкое и противное, завопил от испуга.
— Что случилось? — подорвался весь взвод, заорав каждый на своём языке.
— Там это!
— Что?
— Н-н-не зн-наю.
Включили свет и обнаружили мелких лягушат. Вьетнамцы сразу же проявили к ним интерес, но их отогнали, а лягушат выкинули. Так и дурачились: то мокрое мыло спящему в руки положат, то простынь над головой натянут, будят и кричат: «Потолок падает!».
После вождения стандартный ночью вопрос:
— Дай ключ от САУ.
Сонный негр, судорожно начинал шарить рукой по своему телу, лезть в тумбочку, пока до него не доходило, что он спит, и над ним смеются…
Всем хотелось развлекаться и, подговорив вьетнамцев, я их руками пришил арабов к матрасам. Несколько стежков к трусам и майкам назначенной жертвы, и по команде «Подъём!» он вставал уже вместе с матрасом. Очень, кстати, смешно со стороны смотреть.
Вообще, много всяких приколов можно придумать, и без издевательств вроде сушёного крокодила или чего-нибудь похожего. Ведь если палку перегнуть, то могло дойти до мордобоя, а там и до поножовщины недалеко: все парни горячие, шутки плохо понимают. К тому же некоторые войну прошли, эти вообще жестокие. И негры, и арабы, и вьетнамцы совсем разные по менталитету и интеллекту, да и расовая неприязнь тоже имела место.
Учебный год постепенно подходил к концу, впереди ожидалась сессия и сразу же за ней отпуск. И хорошо, хватит уже тут болтаться, как непонятно что в проруби.
В конце мая начались экзамены и зачёты по общеобразовательным предметам и узкоспециальным. Проблем со сдачей ни у кого не возникло, получив честно заслуженные четвёрки или зачёт, я стал собирать свои вещи, намереваясь уехать отсюда навсегда.
В один из дней негр из моего взвода по имени Гану накосячил на занятиях и решил взбрыкнуть, не признавая своей вины.
— Сегодня будешь спать в туалете, — пригрозил ему я.
— Ты, Бинго, нам временный командир и никогда не заставишь меня спать там! И вообще, тебя скоро снимут. И я тебе отказываюсь подчиняться.
Гану был из Северного Судана и очень многое о себе воображал. Пожав плечами, я отошёл от него, бросив напоследок:
— Вот посмотришь!
Все в казарме притихли в ожидании действа. Час шёл за часом, вот уже прозвучала команда «отбой», и все потеряли интерес к событию, думая, что я передумал. Даже Гану расслабился и лёг спать. Какое-то время он дремал вполглаза, пока окончательно не заснул и не захрапел.
Я тоже спал, но биологические часы, которые всегда у меня присутствовали, внезапно зазвенели в моей голове. Вскинув руку, я глянул на свои новые электронные часы «Электроника 5» и нажал кнопку подсветки: 02.45. Пора!
Встав с кровати, я толкнул спавшего в соседнем ряду Газини.
— А?
— Вставай! — шёпотом велел ему я.
— Зачем?
— Вставай, узнаешь.
Уже вышколенный Газини тихо поднялся с кровати.
— Идём.
Мы подошли к кровати, на которой спал Гану.
— Бери аккуратно за задние ножки кровать. Только смотри: уронишь, сам спать пойдёшь в туалет!
Газини, уже догадавшись о моей затее, лишь хмыкнул. Бережно приподняв кровать, мы медленно и осторожно, чтобы не разбудить Гану, потащили её в сторону умывальников и туалета. Открыли дверь и внесли койку в туалетную комнату, где и оставили.
— Приятных сновидений! — ухмыльнулся Газини, на что получил угрожающий жест кулаком.
— Тихо! — прошипел я. — Пошли спать. Завтра никому ни слова!
— Ага!
Гану снился его дом, редкая растительность вокруг его города, небольшие поля в пойме Нила, окружающие пески, которые он знал, как свои пять пальцев, и прочее. Тихо журчала вода в огромной реке, плескались крокодилы, играл фрамугой ветер. Гану вздрогнул: он ни разу не слышал, как в Ниле журчала вода! Река всегда тихо текла мимо плоских берегов. Гану хлопнул глазами и проснулся.
Тихо журчал неисправный сливной бачок и, словно аккомпанируя ему, капал неисправный кран в умывальнике. От порывов ветра хлопала незапертая фрамуга.
Гану вскочил и голыми ногами встал на уже изрядно загаженный за ночь пол туалета.
— Ааа, Бинго! — проорал он раненным гиппопотамом на всю казарму. — Как ты это сделал?! Убью, гада!
И Гану стремительно бросился вон. Лишь только одна мысль билась у него в мозгу: найти и наказать своего обидчика. В это самое время прозвучала команда «Подъём!».
Пришедший на побудку дежурный офицер с удивлением посмотрел на выскочившего из туалета босого Гану. А тот, не обращая на него никакого внимания, как угорелый помчался в комнату, где и спал наш «чёрный» взвод. Вслед ему раздавались смешки проснувшихся от его рёва негров. Ну, от тех, кто понял почему.
— Бинго! Ты!
Но дальше всё пошло не по сценарию Ганы. Мощный удар в челюсть заткнул ему рот. Вообще, бить негров нехорошо, но другому негру можно. Наткнувшись на резкий удар, Гану грохнулся на задницу и затряс головой. В ней шумело, как… В общем, громко шумело, судя по его реакции.
Я почесал костяшки правого кулака. Ну, а что мне с ним, разговаривать, что ли? О чём? Я уже всё сказал.
— Я же предупреждал тебя, что ты будешь ночевать в туалете? Вот ты сам туда и пошёл.
— Нет!
Гану с яростью бросился на меня и получил бы второй удар, но уже в живот, как краем глаза я заметил капитана. «Ммм, отлично!» — мелькнула в моей голове мысль, и я дал возможность Гану напасть на меня.
Закрывшись от беспорядочных ударов руками, я выждал, пока капитан бросится разнимать нас, и удачным хуком снизу вырубил наглого Гану. Но Гану успел мне слегка разбить нос. Впрочем, так даже лучше! Я обильно размазал по своему тёмно-коричневому лицу красную кровь.
— Товарищ капитан, нападение на замкомвзвода, — хрюкая кровью, уведомил я капитана.
— Так, Бинго, я это вижу, но что случилось? Почему вы стали драться, кто зачинщик?
— Не знаю, я проснулся, начал заправлять кровать, а тут этот… прибежал из туалета и налетел на меня. Это все видели, товарищ капитан.
— Да? Тогда пиши заявление, будем разбираться. А ты, Гану, готовься, будем тебя отчислять за нападение на своего командира. Сегодня ты с кулаками на своего начальника, а завтра — Родину продашь!
Высказавшись, капитан пошёл докладывать о происшествии дежурному по училищу, а мы оказались предоставлены сами себе. Гану ещё долго кипятился, когда очнулся от нокдауна, но потом и до его мозга дошло, в какую передрягу он попал по собственной глупости. Однако было уже поздно. Писать я ничего не писал, но через два часа нас обоих вызвали к заместителю начальника училища по политической части, то бишь к замполиту.
Это был пухлый чернявый полковник по фамилии Масильчук выпускник Львовского военного политического училища.
— Так, юноши горячие, рассказывайте: что произошло?
Первому слово предоставили Гану, и тот в красках описал, как ему сначала угрожали тем, что он будет спать в туалете, а потом так унизили, так унизили! Он проснулся в туалете! И это сделал Бинго. Бинго и никто другой! Правда, доказательств никаких он представить не смог. А все мои подчинённые из вверенного мне взвода дружно отрапортовали: ничего не видели, ничего не знаем, оставив все обвинения Гану голословными.