Я крепко сжала его. Гарри охнул.
– Я в порядке.
В ответ он обнял меня сильнее. Теперь уже охнула я. Чем его здесь кормили?
– Эй, Гарри?
– Да?
– Можешь отпустить? Тело немеет.
Он отпрянул и поднял меня за собой. Я ощущала толстый слой песка на половине лица.
– Прости за это.
– Не стоит. Приятно знать, что кто–то будет скучать, если мне придет конец, – я растрепала его и без того лохматые волосы, попыталась оттереть песок с лица. Зато это было естественным скрабом для лица.
– Финикс Элизабет Эйнсворс, – мама подошла за Гарри, скрестила руки, но кусала губу. – Что там произошло?
Гарри плюхнулся на песок рядом со мной и обвил рукой мою шею. Он не собирался отпускать меня дальше расстояния вытянутой руки.
– Я упала, – я пожала плечами.
– Скорее вылетела, – добавил Гарри с улыбкой. Теперь, когда он знал, что я в порядке, он мог шутить. Может, стоило потянуть их потрясение.
Мама все кусала губу.
– Почему ты упала?
Перевод: «Никто не упал, так почему ты?».
– Я пыталась привлечь внимание рафтера. Не учла реку.
– Гаррисон пытался прыгнуть за тобой, – хоть мы с Гарри уже оправились, мама – нет.
– Ты пыталась прыгнуть первой, – возмутился Гарри.
– Что? – я удивленно взглянула на маму. – Ты собиралась спасти меня?
Она приподняла плечо.
– Хотела попробовать.
– Ты собиралась прыгнуть за мной? – я заметила, как изменился вид мамы. Ее волосы были в воде, прилипли к лицу. Тушь стекала по щекам. С ее спасательного жилета стекала вода. Ее штаны и блузка так промокли, что прилипли к ней. Мама была в полном беспорядке… и она пыталась прыгнуть в бушующую реку, чтобы помочь мне.
Я ощутила странные эмоции, нечто незнакомое кружилось во мне, путало мысли.
Она похлопала меня по ноге.
– Ты – моя дочь. Я бы пошла за тобой сквозь огонь, так что, конечно, я прыгнула бы в мелкую речку, чтобы спасти тебя.
ДВЕНАДЦАТЬ
Я была все еще в шоке от родительской заботы, когда в мою сторону направился Кэллам. После того, как рафтеров вытащили на пляж. После того, как рафты закрепили на берегу. После того, как всех сосчитали, чтобы убедиться, что никого не потеряли. И вытащив все припасы, чтобы все перекусили бутербродами.
Мне пришлось почти заставить Гарри и маму поесть, пытаясь убедить их, что я в порядке – нет физических или ментальных травм. Они ушли, пообещав принести мне еду.
Я едва оправилась от слов мамы, как Кэллам опустился на корточки передо мной. Он почти ухмылялся мне.
– Хорошо поплавала? – спросил он, скрывая эмоции.
– А ты так хорошо прыгнул и спас меня, – ответила я, пока он расстегивал маленький красный мешочек. – Главный вожатый.
Но я точно не смогла вызвать в нем вину. Он не смутился, а улыбнулся.
– Допустим, я прыгнул тебя «спасти». Как бы это выглядело?
Я не совсем понимала, на что он намекал.
– Героически?
Его улыбка стала шире, он вытащил салфетку со спиртом. Он держал аптечку? И зачем ему салфетка? Пока он не начал вытирать мои голени, вызывая дикое жжение, я не поняла, что истекаю кровью. И не в одном месте. Речные камни серьезно поранили меня.
– Я бы не назвал это героическим, – сказал он.
– А как бы назвал? – я сжала кулаки в песке, он раскрыл другую салфетку для второй ноги.
– Глупо.
– То, что для меня героически, для тебя – глупо?
Он не мешкал.
– Да, как–то так.
– Меня сбросило с рафта, и река решила поиграть моим телом в пинбол. Остальные подходили и спрашивали, в порядке ли я, похлопывали по спине. Почему ты поучаешь меня, что поступок героя, а что – нет?
Кэллам опустил окровавленную салфетку в тот же мешочек, что и другую, и взял тюбик мази.
– Потому что всем нам в жизни нужен кто–то, говорящий прямо, а не сочиняющий бред, да?
– Что–то мне не хочется отвечать.
– Почему? Потому что правда жестока? Или потому что ты – одна из тех, кому нравится бред? – он не спорил, а говорил даже искренне.
– На это мне тоже не хочется отвечать, – я напряглась, а он начал втирать мазь в порезы на моих ногах, но это не жгло. Было даже приятно, особенно то, как нежно он при этом касался меня.
– Допустим, я за тобой прыгнул, – он замер, открыл один из больших бежевых пластырей. – Что бы случилось с остальными рафтерами на нашей лодке? Что было бы с ними без проводника? – он выждал пару секунд, чтобы это впиталось, и продолжил. – Допустим, я нырнул за тобой и как–то поймал. Как бы я помог? Я не смог бы оттащить тебя в лодку. Я не смог бы оттащить тебя к берегу. Ты видела, что бывает, когда пытаешься плыть посреди бурного потока, – он накрыл пластырем один из самых больших порезов на моей левой ноге, взглянул на меня. Его мокрые волосы нависали на глаза, но я заметила за ними вскинутую бровь. – Я мог бы держать тебя за руку и говорить что–то приторное, типа «Не переживай, я с тобой» или что–то подбадривающее, типа «Мы сделаем это вместе», а то и что–то мужественное, типа «Я спасу тебя», но это не важно, потому что я не мог покинуть тот рафт, – он разгладил другой пластырь на моей голени. – Но, обещаю, когда и если тебе понадобится помощь, и я смогу ее предоставить, ты ее получишь.
Он говорил это, чтобы быть милым, но я заерзала на песке. Он звучал не так, будто просто говорил это. И выглядел не так.
– Я тоже упал один раз. Первым летом, когда был тут с мамой и братом, – он посмотрел на меня, проверяя, что я еще слушаю.
Я склонила голову набок.
– Ты, турист необыкновенный, упал в реку с рафта? Скажи, что это не так.
– О, это так.
– Что случилось? – спросила я, стараясь не замечать, как его пальцы гладят мою кожу, или как их тепло собирается во мне.
– Брат столкнул. Оттуда у меня это, – он провел большим пальцем по кривому шраму на виске. – Я врезался лицом в один из булыжников в воде.
Кэллам застегнул аптечку и опустился на песок напротив меня.
– Я был ребенком в то лето, когда упал в реку. Думала, я запаниковал? Ты бы меня видела, – он тряхнул головой, глядя на реку. – За лето до этого я только научился плавать, и мне еще было неуютно в воде. Особенно в той воде. Я не помнил, чему нас учил вожатый насчет падений. Я просто замер. В этом мой подвиг – я одолел реку, случайно последовав за течением.
Я коснулась пластырей на ногах. Он не упустил ни одной ссадины или царапины. Он позаботился обо всем. Тепло растекалось по мне.
– Ты явно хочешь, чтобы я уловила мораль истории.
Он пинал песок.
– Морали нет. Я пытался связать твой неприятный опыт со своим. Поделиться личным о себе с тобой, – он подмигнул и встал. – Теперь ты похожа на мумию ниже колен, моя работа здесь выполнена.
– Дай угадаю. Нужно проверить отдыхающих? Сосчитать весла и жилеты?
Он широко развел руками.
– Что скажешь? Работа главного вожатого никогда не заканчивается.
– Спасибо за мумифицирование, – крикнула я ему вслед.
Он не ушел далеко, остановился. Оглянулся на меня через плечо, и от его взгляда я сглотнула.
– Знаешь, что мне больше всего запомнилось в том дне? – он ждал, и я покачала головой. – Осознание, что, что бы ни произошло со мной, я справлюсь. И выберусь из этого. Ад или бурная река, – он пожал плечами, – я могу себя спасти.
Я взмахнула рукой.
– А вот и мораль истории.
Он сдвинул брови, стараясь выглядеть серьезно.
– Не знаю, о чем ты.
Я посмотрела на небо.
– Ясное дело.
Казалось, Кэллам хотел вернуться ко мне, но на меня упала тень. Этан.
– Эй, новенькая. Знаешь, что они говорят?
Я вздохнула. Теперь он не отвечал за шесть жизней на опасной реке, так что мог вернуться к роли очаровательного парня.
Этан скользнул по мне взглядом, закончив на мокром хвосте.
– В сплавлении… да и во всем в жизни, – он пошевелил бровями, – чем влажнее, тем лучше.