– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря ни на что, мы с вашим папой позаботимся о вас. Вы будете в порядке, и мы переживем это.
Мама посмотрела на часы на стене, как делала я, когда не могла дождаться конца урока. Она даже не начала говорить, а уже отсчитывала секунды, когда мы закончим.
Плохо дело.
– Вы знаете, что папа потерял работу два года назад, и с тех пор было… сложно.
Если «сложно» было шифром катастрофы, то да, было сложно.
– Ваш папа хорошо зарабатывал, и мы рассчитывали, что заплатим теми деньгами за дом, школу и многое другое, – она медленно крутила стакан молока, глядя на него. – Когда его уволили, он не смог найти другую работу, где платили бы примерно столько, сколько он хотел, и мы знали, что он мог или взять не такую престижную работу, и мы внесем изменения в планы, или он мог искать и дальше похожую по зарплате работу, а мы бы ждали… пока не кончатся сбережения.
– Деньги, – нетерпеливо сказала я. Мне не нужно было напоминать, мне нужно было знать, что ждет в будущем.
– И чтобы не переезжать, мы решили придерживаться того же образа жизни, надеясь…
Я фыркнула от «надеясь», пытаясь угадать, когда в разговоре появятся единороги и волшебные земли.
– Все сработало не так, как мы над… – мама замолчала, когда я снова фыркнула. – Как мы планировали. Ваш папа не смог найти такую работу, а… деньги кончились, – она смотрела на меня все время, но Гарри от этих слов отвлекся от печенья.
– У нас нет денег? – он проглотил кусок, что жевал. – Мы нищие?
Глаза мамы тут же стали стеклянными. Она собиралась плакать. Я смотрела, ждала первую слезу, но она подняла плечи, шумно вдохнула и выдавила улыбку для Гарри.
– У нас есть деньги, милый. Мы не нищие, – она не моргнула, говоря с ним. – Но мы не можем смотреть, как тают запасы, скрестив пальцы. Пора что–то менять. Я хочу об этом поговорить.
Гарри кивнул, но нервничал. Я так не выглядела, но тоже нервничала.
– Нам нужно переехать, – сказала она, стакан молока замер. – Оставить наш дом и перебраться в другой.
Гарри побелел.
– А мое Лего? Компьютер? Им конец, да? Я их уже не увижу?
Мама покачала головой с силой.
– Нет, Гаррисон, твои вещи в порядке. Потому папа и уехал. Он собирает вещи дома, чтобы мы забрали все нужное в новый дом.
– Новый дом будет в том же районе? – я подвинулась на стуле. Я знала, что мы потеряли дом. Я знала, что были проблемы с деньгами, но я надеялась, что дом будет в том же районе, чтобы мы с Гарри остались в своих школах.
Лицо мамы ответило вместо слов. Мои легкие сжались, и я не могла дышать.
– Мы этого хотели, Финикс. Мы старались найти место, чтобы вы с Гаррисоном остались в тех же школах, но наш район дорогой, – мама выдохнула и опустила взгляд. – Слишком дорогой для нас сейчас.
Я посмотрела на Гарри, но он не переживал. Он немного встревожился, но и все. Это мне казалось, что комната давит на меня.
– Куда мы переедем?
– Глубже… куда–то в округ Риверсайд. Ты будешь ходить в высшую школу Джефферсон, а Гаррисон… – мама покачала головой, прикусив губу. Она выглядела раздавлено, словно ее били много раз, и она не могла встать с земли. – Мы еще решаем это.
– Риверсайд? Джефферсон? – я сжала кулаки на коленях. Это было хуже, чем я думала. – Я никогда не слышала о школе Джефферсон. И меня ждет там выпускной год?
– Финикс, – предупредила мама, указывая на Гарри.
Гарри ерзал на стуле, глядя то на меня, то на нашу маму, словно мы играли в теннис.
Мои ногти впились в ладони до боли. Не помогло.
– У них есть команда по бегу? Стадион? Что подумает обо мне Лига Плюща, увидев, что я перевелась из одной из лучших школ штата в Джефферсон? – мой голос звучал так, словно Джефферсон была Алькатрасом. – Все, ради чего я старалась… всего год… и вы так со мной поступите? – я ударила по столу перед Гарри. Печенье загремело на тарелке. – С нами? – я представила Гарри в новой школе. Он будет постоянно попадать в урны и унитазы.
– Знаю, Финикс. Мне жаль, – в глазах мамы стояли слезы, но она управляла голосом.
– Нет, не знаешь! – я вскочила со стула так быстро, что колени ударились о край стола. Молоко из стакана пролилось по краям. Снова беспорядок. – И если тебе жаль, то можно было что–то с этим сделать, а не печь печенье.
Гарри на стуле выглядел так, словно заплачет, потирал губу, но я не могла остаться и успокоить его. Мне нужно было выйти. Уйти от нее, пока я не бросила тарелкой с печеньем в ее лицо. Печенье… да, это то, что нужно, когда портишь жизнь детям.
– Куда ты? – крикнула она, я бросилась к двери.
– Если бы я думала, что тебе есть дело, я бы сказала, – я толкнула дверь, замерла, чтобы пронзить ее мрачным взглядом. – Но тебе явно нет дела до моего будущего.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Жизнь стала нормальной.
Я снова не говорила с мамой. Она почти не говорила со мной. Может, потому что мы сказали достаточно, или нам было нечего добавить. Мы переезжали из района школы.
Я ощущала беспомощность. Жизнь забирали у меня. Я почти неделю старалась не думать об этом.
Было проще сказать, чем сделать… кроме тех моментов, когда я была с Кэлламом. Или была на пути к нему, как сейчас.
Я закончила долгий день декупажа и плетения браслетов дружбы, и только десять миль бега привели меня в чувство после такого творчества.
Недавно начался дождь, но, в отличие ото всех, кто схватил зонтики, я шла без него. Дождя не было неделями, и перемена погоды освежала, даже если не радовала. Но серое небо и дождь больше подходили к моему настроению, чем голубое небо и солнце.
Путь от столовой к домикам персонала длился всего пару минут, но я промокла, когда прошла на крыльцо домика Кэллама. Он вел перед этим группу опытных ребят в гору на велосипедах, но должен был вернуться пару часов назад. Обычно он заглядывал в столовую и проверял, не поранилась ли я во время создания папье–маше.
Но сегодня я его не видела. С утренней пробежки, которая, как всегда, состоялась. Без перерывов.
Пока что он придерживался обещания. Когда нужно было тренироваться, мы так и делали. Когда нужно было учиться, мы так и делали. Когда происходили пятиминутные перерывы… они растягивались до десяти. А то и до пятнадцати. Результаты Кэллама в тестах улучшались. Он старался, но помогали и мои изобретательные стратегии. Это работало. Мы с Кэлламом справлялись.
Только это в жизни и было в порядке.
Я постучала в дверь, но не услышала привычные спешащие шаги. Я не услышала ничего. Я попыталась заглянуть с крыльца в окно. Внутри никого не было видно. Ребята могли позвать Кэллама с собой куда–нибудь.
Я постучала еще раз, все еще ничего не было. Я повернула ручку двери. Было не заперто, так что я открыла дверь.
– Эй! – крикнула я. – Есть тут кто–нибудь?
Ответа не было.
– Кэллам?
Я хотела обсушиться и приняться за учебу, но тут дверь ванной в конце домика чуть приоткрылась.
– Заходи! – крикнул Кэллам, голова появилась в щели двери. – Я уже выхожу из душа. Устраивайся удобнее. Если ты можешь входить в домик четырех парней.
Он улыбнулся так, что у меня пересохло в горле. От его слов про душ я представила его голым за дверью, горло, колени и сердце отказывались работать.
Он уходил за дверь, но замер.
– Ты сюда по реке плыла? – он посмотрел на мое тело. Медленно окинул взглядом.
– Дождь. Хлопок, – я сжала рукав. Будто выжимала губку. – Бывает.
– Почему бы тебе не переодеться в мою одежду? Я недавно все постирал, одежды полный шкаф.
– Одежды не того размера?
– Сухой одежды, – он указал на шкаф возле его койки. – Заходи. Все ушли на ночь, так что не переживай, что кто–то увидит тебя не в модном наряде.
– О, да, ведь это важнее всего, – я провела ладонями по своему наряду. Футболка лагеря, джинсовые бриджи и сандалии. И спутанный хвост волос. Точно не для обложки журнала.