Собирая информацию для этой книги, я убедила двоих ученых провести специально разработанный анализ уже имеющихся данных. В 2004 году Лорбербаум и турецкий психиатр Самет Косе побеседовали с тридцатью женщинами, уже прошедшими сканирование мозга. Их спрашивали, какие перемены произошли с ними (если произошли) в первые два месяца после рождения ребенка. Большинство женщин отметили, что в целом они стали мягче и добрее, легче понимают точку зрения другого человека, меньше тревожатся о том, что подумают окружающие, лучше переносят стресс и увереннее справляются с несколькими задачами одновременно (в том числе отлично ориентируются в бакалейном отделе).
Второй ученый, Равенна Хелсон, психолог-исследователь в Калифорнийском университете в Беркли, проанализировала куда более обширную аудиторию. За последние сорок лет она и ее коллеги наблюдали за сто двадцать одной выпускницей колледжа Миллс – элитной женской школы в Северной Калифорнии. По моей просьбе, также в 2004 году, она сравнила матерей и бездетных женщин, объединив данные трех личностных опросников, полученные на протяжении пятилетнего промежутка в конце 1950-х – начале 1960-х. Хелсон обнаружила, что женщины в первой (бóльшей) группе продемонстрировали «значительно улучшившееся понимание себя и других с точки зрения психологии и заметно возросшую ответственность».
Однако Хелсон предупреждает женщин: не стоит не рассчитывать, что деторождение изменит их само по себе. Каждая из матерей, выпустившихся из колледжа Миллс, – это человек своей эпохи, со своим темпераментом и своим личным выбором. Как и наши современницы. «Происходящее с матерью, – подчеркивает Хелсон, – зависит от ее личности, целей, от всего контекста материнства».
Подсевшие на любовь
Конечно, невероятное разнообразие человеческих матерей делает нас менее предсказуемыми, чем крыс. Но одну вещь многие из нас, очевидно, разделяют со всем животным миром – глубинное чувство связи. Именно оно заставляет нас на автомате откликаться на объективно раздражающий детский плач, а не выбегать прочь. Сходным образом может меняться поведение женщин – практически с тем же драматическим накалом, что и у самок крыс. Бездетные грызуны ведут себя испуганно по отношению к потомству, как если бы от него плохо пахло, и время от времени делают попытки похоронить молодняк. Лорбербаум считает, что изменения связаны с возникающим пересечением между «материнской сетью» и «системой вознаграждения» – он заметил взаимосвязь на снимках мозга, сделанных, когда женщины слушали своих детей.
Любопытно, но, как и подозревали многие молодые матери, отцы обладают совершенно иной базовой реакцией на плач собственного ребенка. Данный вывод подтверждается предварительными результатами исследований Лорбербаума и Косе, хотя на момент публикации этой книги научная статья еще не вышла. В то время как реакция матерей смещалась к древней, эмоциональной «системе вознаграждения», отцы отзывались лишь свежеэволюционировавшей частью коры головного мозга, задействованной в мышлении и планировании. Лорбербаум предполагает, что выраженная отцовская забота – относительно недавнее эволюционное приобретение, в то время как матери словно обзавелись новым органом, позволяющим заботиться тщательно и искренне. По его словам, это объясняет, почему «мамы первыми выскакивают из постели».
Остается еще проверить, вырабатывается ли у матери, слушающей вопли своего ребенка, в больших количествах дофамин. Впрочем, эта идея не кажется бессмысленной, если задуматься, каким образом Дональд Саймонс, антрополог в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, объясняет эволюцию эмоций. Саймонс придерживается следующей концепции: наши самые мощные порывы позволяют войти в контакт с наиболее трудновыполнимыми, базовыми потребностями выживания. Мы должны искать еду и любовь, как бы ни было трудно добыть эти ресурсы, и заботиться о детях, как бы они нас ни раздражали, и радоваться всему этому: спасибо мудреной «системе вознаграждения», спрятанной в мозгу.