А Кутя как раз бродила по двору. Я только увидел ее издали, еще не мог разглядеть ее лица — и вдруг разом успокоился. Ну не может же она — с этим типом! Она же такая… И подошел, сияя самоуверенностью, хотел сказать что-нибудь ласково-снисходительное с высоты своего мужского опыта, но она спросила первой:
— Ты не видел Тигришку? Уже два дня не показывается.
— Не видел, — сказал я.
Самоуверенность мгновенно испарилась. Я вспомнил череп мелкого зверька в ведре с медом…
— Не видел.
Если это правда, если Кутя догадывается, что я вчера пил этот проклятый мед, в котором плавал череп Тигришки, пил, довольный, что приобщен к языческому обряду… Теперь я только одним способом могу доказать, что я на самом деле мужчина: отомстить мамину сибиряку! То есть если он действительно ее убил. Кошек ведь много в городе. Но в нашем дворе Тигришка — самая доверчивая, мы с Кутей почти уничтожили в ней то естественное и спасительное недоверие к людям, которая должна испытывать каждая бездомная кошка. Может быть, если бы я тогда однажды пнул ее ногой, теперь ее бы не поймал мамин сибиряк. Да не он, Тигришка тогда от него отпрыгнула, когда он хотел погладить. И вообще не станет он бегать за кошками, когда есть Липатый, вкрадчивый Липатый, который притворной ласковостью обманет хоть Кутю, хоть кошку Тигришку.
Но все равно мстить надо мамину сибиряку: Липатый — только его продолжение, его механическая рука.
Мне и Тигришку было жалко, и страшно было вообразить, что скажет Кутя, если узнает, что я невольный соучастник. Единственный мой шанс оправдаться — отомстить!
— Не видел, — повторил я как можно убедительнее.
Зато дома я увидел тигришкину шкуру, накинутую на плечи носатого уродца Рода.
— Смотри, ить как тигриная, — удовлетворенно показал мне мамин сибиряк.
Совестить его, пытаться что-то объяснять было бесполезно: он так же не поймет, как если объяснять охотнику, что олень может чувствовать, страдать. Охотник — он первобытный дикарь, бывает ведь и добрый дикарь, но все равно дикарь и многое ему не объяснишь. А мамин сибиряк избрал это профессией: торговать дикарством. И какой спрос!
Я быстро переоделся и пошел прямо в Эрмитаж. На этот раз я нашел русский отдел — это оказалось нетрудно, когда я твердо решил его отыскать — и Халкиопов оказался на месте. На Халкиопа Великолепного, каким я его представлял, он оказался непохож: среднего роста, лицом худой, с небольшим животом, ни бороды, ни усов, очкастый типичный канцелярист. Только что взгляд какой-то детский, наивный, как у котенка… или кутенка… А если Кутя родит ребенка, правильно ли будет называть его Кутенком?.. Вот какая опасная штука — ассоциации!
Я отбросил всякие посторонние мысли и как мог подробно рассказал, что есть с недавних пор в Ленинграде такой мамин сибиряк — то есть Халкиопова не касается, что мамин язычник, и все у них в Середе язычники, сохранили свою древнюю славянскую веру со времен Владимира Красное Солнышко…
— Те-те-те… Очень интересно! И за тысячу лет не поддались христианскому миссионерству? Те-те-те… И продают своих языческих богов вроде как деревянные ложки? Те-те-те… Народный, так сказать, промысел? Непременно посмотрю на сего уникума, непременно! Спасибо за интересное сообщение, молодой человек. Те-те-те…
Говорил он очень быстро, и не только его бесчисленные «те-те-те», но и все остальные слова выстреливались как пулеметные очереди. Кстати, под конец нашего свидания я расслышал, что строчит он, скорее, «так-так-так», но в нетерпении проглатывает последние буквы и получается «те-те-те».
Халкиопов заявился к нам в тот же день. Я люблю таких людей: сказал — сделал! А то начинают тянуть: «Надо когда-нибудь непременно… вот, может, на будущей неделе…» — значит, ничего никогда не сделают.
Матушку я не предупредил, и она была ошеломлена появлением самого Халкиопова. Стояла в прихожей, указывая рукой то на дверь в кухню, то на комнату и повторяла одно и то же:
— Какое долгожданное событие! Наконец-то Степик выйдет на научную орбиту!
Я сиял с Халкиопова пальто и провел в комнату. Мамин сибиряк как раз трудился: прорезывал глаза и уста принесенным Витькой полуфабрикатам. Витька, соблюдая джентльменское соглашение, второй раз уже притащил полный чемодан товара. То есть, я уверен, что он притаскивал не всех идолов, часть они с папашей оставляли непредъявленными, чтобы сократить дань, но зато авторитет мамина сибиряка сообщал прочную репутацию всей их продукции.
— Ну што, тоже Мокшу те надобноть? — не отрываясь, спросил мамин сибиряк.
Халкиопов на него посмотрел своим взглядом младенца.