— Да какъ-же мнѣ не плакать-то, барыня, коли вы меня всю затормошили! Того не ѣшь, этого не смѣй… Я уже не знаю, какъ мнѣ и жить, — отвѣчала Еликанида, и нѣсколько слезинокъ упало изъ ея прекрасныхъ глазъ на тонкія съ кружевами пеленки Мурочки.
Барыня опять понизила тонъ.
— Ты должна жить такъ, какъ тебѣ предписываетъ гигіена кормилицъ, — проговорила она. — Поняла? Отри глаза… Ты на Мурочку слезами каплешь. Это неопрятно… Слезы — выдѣленія… Отерла? Ну, вотъ такъ… Слушай… До свѣдѣнія моего дошло, что ты сегодня хотѣла себѣ купить въ лавочкѣ булку съ патокой…
— Наябедничали ужъ вамъ? Ловко! — воскликнула Еликанида.
— Послушай, ты со мной такъ не говори. Ты со мной такъ говорить не смѣешь… — опять возвысила голосъ барыня.
— Послушайте… Да что такое булка!
— Не въ булкѣ дѣло. Булка мучнистое вещество и дается тебѣ отъ насъ въ надлежащемъ количествѣ, но ты ничего не должна ѣсть и даже пытаться ѣсть, что не прошло черезъ наши руки. Поняла? И чтобъ это было въ послѣдній разъ.
— Ахъ, барыня, да вѣдь сладенькаго-то хочется! Я изъ-за патоки…
— Молчи. Патока Богъ знаетъ какая въ мелочной лавкѣ… Тамъ грязная патока… Она можетъ развить у ребенка золотуху… Ну, чтобъ это было въ послѣдній разъ! — стукнула Екатерина Васильевна по столу и, замѣтивъ, что у мамки на глазахъ слезы не перестаютъ капать, прибавила:- Вмѣсто патоки я тебѣ дамъ сейчасъ конфетъ… Ты ихъ любишь. А тянушки тебѣ полезны. Тамъ сахаръ и сливки, есть кофе.
— Благодарю васъ, барыня.
— Но главное-то вотъ что… Какіе это такіе у тебя сегодня знакомые солдаты на встрѣчу попадались?
Задавъ вопросъ, Екатерина Васильевна сдѣлала строгое лицо.
— Солдаты знакомые? Да никакіе, барыня, — отвѣчала мамка.
— Врешь. Не утаивай. Ты съ ними даже перемигивалась, перемигивалась и разговаривала.
— Сплетня, барыня, сплетня. Насплетничала вамъ мамзель. Никакихъ знакомыхъ солдатовъ не было, а развѣ я виновата, что посторонніе солдаты на встрѣчу попадались. Ахъ, ты Боже мой! Вотъ напраслина-то! Офицеръ одинъ, дѣйствительно, мнѣ подмигнулъ, но развѣ я могу офицеру препятствовать!
— Мнѣ доложено, что ты даже разговаривала съ солдатомъ.
— Я разговаривала? Съ солдатомъ разговаривала? Видитъ Богъ, напраслина! Не разговаривала я, а обругала его, когда онъ сталъ на меня глаза пялить.
— Ну, чтобы это было у меня въ послѣдній разъ! Смотри! Я приму мѣры и поступлю строго. Смотри!
Барыня погрозила мамкѣ пальцемъ. Слезы изъ глазъ мамки лились сильнѣе. Барыня продолжала:
— А вотъ еще вопросъ. Какое ты имѣла право подбивать нашу мамзель кататься по Невскому?
— И это ужъ извѣстно?!.- плаксиво воскликнула мамка. — Ну, люди! Это за мою-то доброту? Ловко!
— Ты не должна быть ни добра, ни зла, а о катаніи по Невскому обязана и изъ головы выкинуть! Что ты, кокотка, что-ли? Ты деревенская дѣвушка, несчастно поскользнувшаяся на скользкомъ пути, вотъ и все. Ты попала въ кормилицы къ людямъ, которые о тебѣ заботятся…
— Да ужъ лучше-бы этой заботы совсѣмъ не было! Измучили вы меня своей заботой! — вырвалось у Еликаниды, и она навзрыдъ заплакала.
— На ребенка слезами капаешь! На ребенка! — закричала барыня. — Давай ребенка! Надо его положить въ кроватку. Не реви! Не смѣй ревѣть.
Барыня вырвала изъ рукъ Еликаниды Мурочку и бережно положила его въ кроватку.
— Господи! Что это за жизнь! Изводите вы меня, барыня! Совсѣмъ изводите. Черезъ одни ваши слова я заболѣть могу. Уйти ужъ мнѣ отъ васъ, что-ли!
— Не докормивши ребенка? Да какъ ты смѣешь? Нѣтъ, нѣтъ, и думать не смѣй! — закричала барыня, но тотчасъ-же спохватилась и ужъ мягко сказала:- Ты кататься хочешь? Тебя будетъ нашъ кучеръ катать, катать на нашей лошади, только разумѣется ужъ не по Невскому. Ну, не реви… Отри глаза… Давай, я тебѣ оботру пеленкой. Брось, плюнь, оставь… Вѣдь каждая твоя слеза можетъ отразиться на здоровьи Мурочки. Хочешь тянушекъ?
— Хочу… — пробормотала мамка сквозь слезы.
— Хочешь грушу?
— Позвольте…
Черезъ пять минутъ передъ кормилицей Еликанидой лежали на расписной фарфоровой тарелкѣ груша и тянушки, а барыня Екатерина Васильевна сидѣла противъ нея и утѣшала ее.
VI
Послѣ пяти часовъ пріѣхалъ со службы домой къ обѣду Колояровъ. Лакей Павелъ, вызванный звонкомъ швейцара внизъ, втаскивалъ за Колояровымъ объемистый портфель съ бронзовыми пряжками и замкомъ. Екатерина Васильевна выбѣжала на встрѣчу мужу здороваться. Входя въ гостиную, онъ тотчасъ-же началъ разсказывать ей что-то о министрѣ, у котораго онъ былъ съ докладомъ, но она тотчасъ-же перебила его и воскликнула: