Луна бросала серебристые отблески на зелёные листья, отчего они казались окрашенными в неестественный цвет. Но форма их, напоминающая вытянутые сердца, была узнаваема даже при таком ночном освещении – это была сирень. Людка любила сирень, и пускай сейчас в разгар лета, она уже давно отцвела, выбор пал именно на этот раскидистый густой куст. Людка тяжело опустилась на землю, оказавшись накрытой тёмными ветвями.
Схватки продолжались почти четыре часа, и идти дальше вглубь парка сил уже не было. Да и смысла в этом она уже не видела, потому как находилась достаточно далеко от проходящих людей, и шанс встретиться с кем-то здесь среди ночи был практически равен нулю. Это место было идеальным для того, что она задумала - тёмным, тихим и безлюдным.
Людка родила легко и быстро, наверное, кто-то свыше облегчил её родовые мучения, давая последний шанс одуматься. Но она не воспользовалась этим шансом…
Ребенок был тих. В темноте она только немного различала его слабые шевеления, и лишь изредка луна, прорывающаяся сквозь ночные тучи, освещала его бледную синеватую кожу. Людка не видела, кто это был – мальчик или девочка. Младенец так и лежал на траве, голый и беспомощный, в той же позе на боку, в которой появился на свет, и дотрагиваться до него она не имела никакого желания.
Когда из неё вышел послед, и связь, державшая её около ребёнка, разрушилась, Людка поднялась на дрожащих ногах, обтёрла длинной юбкой следы крови на бёдрах и шатко пошла прочь.
Крик малыша она услышала, не пройдя и десяти шагов. Он был сильным, полным отчаяния и страха, и таким громким, будто бы ребёнок, долго не могший вздохнуть, вдруг набрал полные лёгкие воздуха, а потом с силой вытолкнул его из себя вслед женщине, выносившей его в своём чреве, зовя в надежде на помощь.
Людка, превозмогая боль, ускорила шаг…
***
Собака, крупная неопределённого цвета дворняжка с надорванным ухом, тяжело дышала, лёжа под кустом. Ей было больно и непривычно.
Та течка была её первой, когда стая обезумевших кобелей, ходили за ней по пятам, изводя её. Она убегала долго, петляя, словно заяц, по дворам и закоулкам, но всё же через несколько дней природа взяла верх, и собака сдалась.
Она должна была носить щенков ещё около двух-трёх недель, но её роды начались раньше. Грубый и сильный пинок сторожа склада продуктов, куда она забрела в поисках пищи, пришёлся прямо по её животу. И вот сейчас, спустя час, собака в недоумении лежала, инстинктивно спрятавшись в укрытии. Её живот периодически сковывали судороги, и она, напрягаясь всем телом, пыталась вытолкнуть из себя то, что стремилось наружу.
Щенки появились лишь к утру друг за другом с разницей в несколько минут. Два тёмных комочка, покрытых шерстью, лежали у её ног. Собака, повинуясь инстинктам, стала вылизывать щенков. Она делала это долго и тщательно, нежно касаясь тёплым розовым языком маленьких мокрых мордочек и почти голых животиков. Собака не знала, что этими действиями она стимулировала их дыхание, она просто делала то, что велела ей природа.
Прошёл час. Несмотря на все попытки матери, щенки оставались неподвижными. Собака тыкалась носом в бездыханные обмякшие тельца, ожидая их реакции, но щенки не реагировали.
Если бы она была человеком, то смогла бы понять, что слабые от удара и недоношенные щенки просто задохнулись в её теле от долгих мучительных родов. Но она была всего лишь собакой… Поэтому терпеливо лежала, обвивая своим телом два маленьких мёртвых тельца.
Собака встала лишь спустя два дня, когда её голод стал настолько нестерпимым, что скручивал живот и овладевал всеми мыслями. Она подтолкнула носом щенков ближе к веткам куста, пряча их, и побрела на слабых ногах в поисках пищи.
Обратно она бежала уже более бодрая, ей удалось найти миску с кормом для кошек, выставленную у дверей какого-то магазина. Корма было немного, но его хватило, чтобы чуть насытить собаку и вернуть её мысли к тем, кого она оставила в парке.
Низко опустив морду и втягивая воздух, она бежала между деревьями и кустами, удаляясь вглубь парка. Груди её затяжелели, свисая на худом теле, набухшие соски кололо от молока, которому не было выхода. Внезапно в нос ей ударил будоражащий притягательный запах. Он был незнаком ей, но тянул, словно магнит, к тому месту, откуда он исходил. Собака отклонилась от своего пути и повернула влево к источнику запаха.
Под кустом, к которому она пришла, лежало существо, розоватое и безволосое. От существа пахло едой, кровью. Собака подошла ближе. Существо шевельнулось, заставив собаку вздрогнуть от неожиданности. Она попятилась назад. И тут существо издало звук, пронзительный и тревожный. Это был звук детёныша, голодного и одинокого. Он звучал одинаково на любом языке животных и был понятен любой самке, любой матери. Почти любой…