-Хватит давить на жалость!
-Дай тридцатку, Зина. Ты меня теряешь.
-Туда тебе и дорога!
-Злая ты, Зина. Как без мужика будешь? Кто тебе стакан воды на старости лет подаст?
-Воды он мне подаст на старости лет. Я ему водки стакан, а он мне воды. Бартер. Не старость – сказка. Иди, Петька, иди. Я звонила Валентине. Им в магазин грузчик нужен. Она тебя берет с испытательным сроком.
- Помирились с Валентиной! Пашку сжевала твоя Валентина! А ты к ней! Предатель ты, Зина! Забыла, как ругались с ней?
-Да из-за вас же и ругались. Вы ж как соберетесь, только бутылка на уме. Все общение за столом!
-К Валентине твоей, грымзе, не пойду, даже не проси. Я видел, как они просроченное продают, дату изготовления перебивают и впаривают людям. Да и хахаля ее нового видеть не могу.
-О! Честный какой нашелся. Иди, Петька, с глаз. Видеть тебя больно. Зрение падает.
Два шага по коридору. Дверь привычно скрипнула, выпуская Петра Палыча на свободу. Подъезд с обшарпанными стенами встретил, как родного. Они с Пашкой скоротали в нем не одну ночь. Это когда он от Валентины ушел. Бывало, Зинка не пустит, сядут на ступеньки и коротают ночь за разговорами. Все планировали, как заживут в отцовском доме. Пашка собрался да и уехал, а Петру не удалось. Зинка не пустила. Да, если честно, побоялся. Зинка иногда хоть тарелку супа нальет, а если Петька копейку какую заработает – в доме праздник. Сразу на все покупают колбасы, конфет и всяких других деликатесов. Рациональность и Зинка не любили друг друга.
***
Петр Палыч вышел из подъезда. На скамейке сидел Валерка, друг по несчастью.
-Доброе утро!
-Доброе!
-Не спишь?
-Да какое там. Тошно. Моя пила с утра завелась. Вот же баба мне досталась. У всех бабы путние, а эта – чемпионка по издевательству над мужиком.
-Моя Шура золотая была! – Валерка стал вытирать грязной рукой набежавшие слезы. – Одно плохо в ней – сиротой меня оставила.
- Золотая, потому что была. Что я не помню, как ты ее гонял?
-Не ври, Палыч. Любила меня, а я уж как ее любил! – пьяные слезы потекли ручьем.
Зрелище не для слабонервных. Волосы у Валерки не стрижены полгода, Рубашка мыла не видела столько же. Петр Палыч взял над ним шефство, поначалу даже невесту искал Валерке. Но желающих скрасить его будни не нашлось, да и Валерка тосковал по Шурке безутешно, особенно, когда выпьет. Цветов с клумбы у подъезда нарвет, да плетется на кладбище плакать. А там, глядишь, и нальет кто. На кладбище и рюмку полную можно найти на могилке. В России и покойникам наливают.
- Тоже мне, сирота. Бугай. Радуйся, свобода полная. Никто не пилит.
-Ага! Пусть бы пилила лучше. Дома быть не могу. Все мне мерещится, Шурка моя на кухне макароны варит. Я макароны Шуркины знаешь как любил? И как она их умудрялась так сварить, каждый сам по себе?
-Кто сам по себе?
Валерка от неожиданности поперхнулся слюной:
-Ну, каждая, макарона. Тьфу ты, макаронина.
***
Письмо пролежало в ящике не один день. Ящики пустовали неделями, пока в них не попадали квитанции или рекламки разные. Петр Палыч даже и не понял сначала, что это письмо. Думал – так, бумаженция очередная. Но когда в ладонь его упал конверт, даже испугался, писем уже лет десять не получал. Дрожащей рукой поднес к глазам – зрение в последнее время село. Письмо было от Лидки из Омска. Про смерть Пашки ей Зинка сказала по телефону. Лидка погоревала в трубку, прислала денег на похороны, а сама приехать не смогла. Не знала Лидка, что и похорон толком не было. Закопали Пашку деревенские на сельском кладбище. Омск – не ближний свет. Потерялась Лидка в сибирских просторах. А тут письмо. Разорвал конверт, не дотерпел до дома. Строчки расплывались. Отвел руку с письмом от глаз подальше – стало лучше.
«Здравствуй, братик мой Петруша!
Прости, что потерялась, не пишу, да и ты не пишешь. Да и пишу не от хорошей жизни. Болею. Не знаю, сколько мне осталось, братик. Уйду скоро к папке, к мамке, к Павлуше. Один ты останешься на белом свете. Обо мне не плачь, свечку в церкви поставь, все радость будет. Пишу так, потому что знаю, врачи даже оперировать отказались. Так что панику я не навожу понапрасну, не думай. А пишу тебе, братик мой, потому что важное дело тебе поручить хочу. Ты же наш старый дом помнишь? Я и не знаю, жив ли он. Мне мама приснилась, Петруша. В платочке, в платье темно-синем с воротничком в горошек, помнишь? Снится мне, что стоит она возле яблони в саду, смотрит на нас. Я самая первая иду по дорожке. А она мне:
-Лидочка, дочка. Нельзя тебе уходить, потерпи, голубка моя! Павлушу потеряли, давай хоть Петрушу спасем!