— Отче, клянусь Христом, что я… — воскликнула княгиня.
— Зачем мне твоя клятва?! Разве я не знаю, что видеть такого гостя тебе не доставляет удовольствия так же, как и мне? Но ведь я не заболел, хотя его появление не было мне приятно… А вот тебя я вижу в постели.
— Отец мой, ты угадываешь, что творится в моем доме! — отозвалась княгиня.
— Чтобы понять причину твоего недуга, не надо быть сердцеведом. Было бы стыдно, если бы от меня ускользнуло что-либо подобное.
— Как мне поступить, отче? Я между двух огней, — страдальчески произнесла Родам и вытерла слезы. — Нелегко человеку отвыкнуть от того, что стало для него привычным. Ты ведь знаешь, что мой супруг и сын дали клятву Гуриели и царю, что не будут продавать паше невольников. И надо сказать правду, что теперь они все же воздерживаются от этого. Это известно и тебе. Но отказаться совершенно от этого гнусного дела они не в силах. Я поссорилась и с мужем и с сыном, но добилась только одного: тут, в нашем доме, подобная мерзость не будет иметь места. Оба дали мне честное слово, и действительно, уже три месяца они не приводили сюда невольников. Непорочная дева Мария свидетельница этому! А сегодня опять заявился один разбойник, Иудино отродье, бессовестный негодяй!.. Он привел с собой похищенного мальчика — совсем еще малыша, и такого красивого… Горе его злосчастной, обездоленной матери! Я тотчас же подняла крик… Лучше бы я умерла!.. Мужа нет сейчас, он находится в отъезде. А сын, как обычно, начал успокаивать меня, что это в последний раз, что он уже давно обещал потийскому паше добыть мальчика, что деньги получены вперед. Я не поверила ему, сильно разгневалась и вышла из себя. Мальчика я отняла и поручила преданной няне и служанкам… после этого у меня страшно разболелась голова… я потеряла сознание…
— Понятно, понятно, госпожа, мне все понятно. Успокойся! Твое сердце, полное благоволения и любви, да заступится за твоего супруга и сына в час страшного суда, — с волнением произнес священник. — Не скрою, я сразу понял, в чем дело. По лицу твоего сына Александра я заметил, что мой приход пришелся ему не по вкусу, но что мне было делать? Я все же буду просить господа наставить его на добрый путь. Пора, княгиня, чтобы твой супруг и сын перестали заниматься этим позорным делом. Неужели не довольно слез, пролитых матерями в нашей несчастной стране за последнее столетие? Пусть наши сыны и дочери с детства и до конца своих дней живут и трудятся у себя на родине, а покончив с земными делами, пусть и прах свой возвращают родной земле. Передай князю от моего имени, что ему надлежит твердо блюсти клятву и не позорить свои седины недостойными поступками, ибо близится судный день. Князь ведь знает, что господь внял слезам и жалобам нашего народа и даровал ему покровителя. Пусть князь остерегается. Я предупредил его!
— А как мне поступить сейчас, отче? Что делать с мальчиком? — спросила Родам.
— Мальчика пока что отдай мне. Я воспитаю его, обучу кое-чему. После мы найдем его родных и вернем им сына. Лучше, конечно, держать все это в тайне. Отец Маркоз — человек скромный, но, если потребуется, он сумеет постоять за правду. Да продлит господь твои дни, благочестивая женщина. Успокойся. Ты не нуждаешься в причастии.
Наступила ночь. Покрытое тучами угрюмое небо, готовое разразиться ливнем, грозно глядело на землю. Луна пряталась в тучах, кругом царил мрак.
Отец Маркоз, сопровождаемый двумя вооруженными крестьянами, вышел из ворот усадьбы князья Георгия и направился к своему дому. Рядом с ним, прикрытый полою его длинной рясы, семенил мальчик. Он дрожал, хотя ночь была теплая.
— Не бойся малыш, — ласково ободрял его священник, мы скоро будем дома. Я накормлю тебя, и ты выспишься… Как твое имя?
— Хвичо, — плача, ответил ребенок.
Священник обнял его и прижал к себе.
— Разбойники, бессовестные, — шептал отец Маркоз, — надели бы хоть рубашечку на бедняжку. Какой ответ дадут эти окаянные богу и людям?
— Эх, грехи наши тяжкие! — сокрушенно вздыхали сопровождавшие священника крестьяне.
В очаге у отца Маркоза пылал сухой хворост, ярко освещая комнату. Марика и Лерцамиса сидели у очага и, в ожидании священника, пряли шерсть.
— Марика, Марика! Угадай, кого я тебе привел? — крикнул со двора Маркоз.
Услышав его голос, женщины оставили работу и вскочили со своих мест. А в это время священник уже вошел в дом, откинул полу рясы и подтолкнул вперед курчавого смуглого мальчика. Полураздетый Хвичо, словно пойманный зверек, испуганно озирался.
— Что это за малыш? — удивилась Марика.