— Махмуд! Махмуд! — загремела вся площадь.
— Мамлюки! — раздался голос из рядов всадников, и какой-то рыжебородый внушительного вида воин выехал вперед. Под ним горячился огромный жеребец, мотая головой и порываясь пуститься вскачь.
Мамлюки расступились, всадник отпустил поводья, и конь успокоился.
— Я надеюсь, братья и соратники, что вы выслушаете и меня, — сказал рыжебородый. — Этот прекрасный цветущий оазис в дикой и голой пустыне, лежащий, как изумруд, среди скал, эти развалины древних храмов и некрополи, этот изобилующий виноградными лозами, финиками и пшеницей край — Египет. Этот край, мамлюки, великий пророк подчинил нашему знамени и нашему клинку. Величаво течет Нил и несет к морю вести о событиях в нашей стране, чтобы поведать необъятному морю и всему миру о нашем единстве, о нашей неустрашимой смелости. О чем еще может поведать Нил? Конечно, не о моем славном деде и великом прадеде! Ведь я и сам не знаю, кто я родом; известно только, что я — мамлюк. Меч — отец мой, десница — сила моя, а нерушимый союз с вами, братья, — победа моя…
— Ура, ура! — прогремело в рядах.
— Конечно, прав наш повелитель, вождь и учитель Омер-бей, — продолжал рыжий всадник. — Доблестным воинам нужен хороший предводитель. Бесстрашный предводитель стоит целого воинства! Я знаю, многие из вас помнят, — прошло всего десять лет с тех пор, как нам пришлось сражаться у Ассуана. С дикими криками и скрежетом зубовным ринулись на нас чернокожие. Мы дали им решительный отпор. Сверкание наших сабель спорило с лучами солнца. Рукопашная схватка длилась долго. Несметный враг, словно тучи саранчи, двигался на нас. Мы изрубили тысячу, на нас устремилось две. Развеяли в прах и этих — на нас двинулись новые пять тысяч. Утомились и дрогнули наши воины. Казалось, судьба нам изменяет — покачнулось наше гордое знамя. Я почувствовал боль в локте и уже не мог владеть клинком… По моей руке струилась кровь… ободряющих призывов уже не было слышно. Я огляделся… О, лучше бы ослепли мои глаза! Слава мамлюкского воинства, Багир-бей, упал с коня, пронзенный копьем чернокожего… Среди мамлюков произошло замешательство. Еще минута, и нам пришлось бы показать врагу спины… Мамлюки! Помните сотника, призвавшего нас голосом, напоминающим клекот орла? Он взмахнул обнаженной саблей и врезался во вражье скопище, словно сокол — в голубиную стаю. Наши воспрянули духом и, как камень, брошенный из пращи, ринулись за ним и прорвали ряды чернокожих. И вновь гордо взвилось наше знамя. Кто был этот сотник?
— Махмуд! Махмуд! — гремела площадь.
— Мамлюки! — снова раздался чей-то голос. — Ниже развалин Фив стоял наш отряд. Он был окружен врагами. Атбарские племена, поддержанные с тыла нашим неусыпным врагом негусом Шоа, готовились напасть на нас. К стыду нашему, ныне покойный Багир-бей — да не лишит его аллах блаженства на том свете, — не решился атаковать противника. Враги словно почувствовали, что мы колеблемся. Они окружили нас и так сжали кольцо, что мы не могли шелохнуться. Нам оставалось одно из двух: или сложить оружие, или прорвать вражеское кольцо. Кто тогда, мамлюки, крикнул: «За мной, братья!», поднял на дыбы коня, кинулся с обнаженной саблей на вождя негров Гутжар-Хату и одним ударом снес ему голову?..
— Махмуд! Махмуд! — снова раздались восторженные возгласы.
Тут Омер-бей-Саид, окруженный свитой, обратился к мамлюкам:
— Слава аллаху, творцу вселенной и нашему покровителю! — торжественно провозгласил он. — Все ясно: глас народа — глас божий! Так решило угодное аллаху воинство мамлюков, и да будет так! Есть у нас Махмуд-бей — наш брат и соратник!
Радостным кликам не было конца. Омер-Саид снял с пояса саблю. Он выждал, пока волнение среди мамлюков утихло, и громко позвал:
— Махмуд-бей!
Ряды мамлюков раздались, давая дорогу всаднику. Вперед выехал статный воин на золотистой масти коне. На нем был пестрый шелковый халат, на голове алела феска. Слегка вьющиеся волосы, белое лицо с прямым носом и серые глаза не оставляли сомнения в том, что избранный на высокую должность мамлюк по происхождению не осман и не араб.
Махмуд заметно волновался. Он сдерживал коня, который, горячась, подымался на дыбы.
— Лови! — воскликнул Омер-Саид и бросил всаднику саблю. Блеснули отделанные золотом ножны.
Махмуд-бей ловко поймал саблю.
Вновь раздались восторженные клики, и мамлюки окружили Махмуд-бея.
В бирюзовом дворце Каира собрались все двадцать четыре бея.
Вождь вождей Омер-бей-Саид, взволнованный и возмущенный, обратился к ним:
— Избранники и предводители! Вы уже, вероятно, слышали, какое неожиданное, ужасное несчастье обрушилось на нас. В Александрии высадил свои войска франкский паша над пашами — Наполеон Бонапарт. Он спешно продвигается к Каиру. На нас идет враг опасный, испытанный и закаленный во многих битвах, враг, прославившийся своими блестящими победами, враг, обуянный гордыней. Что я могу вам сказать, мамлюки, вам, привыкшим к битвам с юных лет? Наступает грозный враг… Ответ наш может быть только один: мы должны встретить его острым клинком! Мамлюки! Не приходится скрывать, что дела наши неважны и внутри страны. Среди феллахов большое брожение. Кое-кто заранее празднует победу коротконогого франкского паши над пашами. «Может быть, придет спасение и наступит конец господству мамлюков!» — говорят они. Надо немедленно подготовиться к отпору… Продуманный план и упорное сопротивление или — славная смерть…