Прокофьевна, мигом забыв о мамочках и о передачах, бросила свою тележку Деда Мороза на произвол судьбы и решительно метнулась наперерез красавцам в грязных робах:
– Это что? Это откуда? Это куда? А ну-ка, медленным шагом – робким зигзагом – геть отсюда! Бациллы!
Идущий посередине человек труда гордо пояснил:
– Мы не бациллы. Мы – в 3-ю гинекологию. Там ремонт.
Его коллега в вязаной шапочке, давно утратившей свой исходный цвет, добавил с достоинством:
– Мы на объект.
Однако объяснительная работяг на суровую старушку не подействовала:
– Что?! Можно вот так в сапожищах чапать?! В стерильном помещении? Через отделение патологии? Чтоб духу вашего тут больше не было! Тут – будущие матери!
Парни-строители одновременно вспомнили цитату из популярной комедии и поспешили ее весело хором проорать:
– А мы – будущие отцы!
Прокофьевна видела это старое кино, но чувство юмора при виде трех богатырей у нее пропало и все еще упорно не хотело возвращаться к хозяйке:
– Инвалиды вы будущие! Я вас живо без наследников оставлю, если еще раз увижу без бахил! – и для убедительности погрозила вслед удаляющимся парням своим маленьким кулачком.
Мамочка Аль-Катран, задумчиво очищая банан, укоризненно покачала головой и сказала, полуобернувшись к соседкам в палате:
– И моего-то вчера отсюда, как котенка, вышвырнули. В бахилах, в белой шапочке и халате! Нестерильный, сказали.
Санитарка Прокофьевна, одержавшая условную победу, реанимировала чувство юмора и откомментировала сообщение Аль-Катран, кивком указав на ее круглый животик:
– Вот и слава богу, что не стерильный!
Оля Захарова подошла к умывальнику, чтобы помыть яблоко, и в зеркальном отражении увидела Варю, которая расчесывалась, сидя на кровати. Варя распустила свои светлые, вьющиеся от природы волосы, аккуратно разделяла пряди, прочесывала сверху донизу каждую – сначала по одну сторону от пробора, потом по другую…
Оля полюбовалась немного, а потом спросила, обернувшись к Варе лицом:
– А ты и в первую беременность такая красивая ходила? Ни пятнышка у тебя пигментного, ни нос, ни губы не распухли. Не то, что я… – и Оля потрогала свои щеки, на которых, и правда, кое-где выступили пигментные пятна.
Варя собрала волосы в пышный хвост, задумчиво пожала плечами. Разве она думала тогда о такой ерунде, как пигментные пятна. Или – красота…
…Она лежала на кушетке, рядом сидел молодой врач, который ловко манипулировал датчиком и внимательно смотрел на монитор УЗИ. А еще пятью минутами назад он так же внимательно смотрел на нее. Вчерашний студент, он еще не научился пристально смотреть только в документы и на экран монитора. Нет, не заметить такую красивую блондинку он не мог. Тем более, такую печальную…
Увидев на экране две пульсирующие точки, молодой человек улыбнулся лежащей безучастно Варе:
– Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но… два сердца!
Варя поменялась в лице и посмотрела на врача почти с ужасом. Врач уже и сам понял, что напугал красавицу и поспешил исправиться:
– Простите, я неправильно выразился. Все в порядке, успокойтесь: сердца два, потому что детей тоже двое – двойняшки или близнецы!
Но Варя почему-то и тут не улыбнулась, наоборот, закрыла лицо ладонями…
«Что-то с этой девушкой не так», – подумал врач. Бросил взгляд на правую руку, закрывающую глаза Вари. Так и есть: обручального кольца не наблюдается. Тогда понятно: одного еще можно воспитать без мужа, но двоих… Проблема.
Он отвернулся к столу, чтобы сделать запись, а когда обернулся с готовым бланком, Варя уже была одета и сидела на краешке кушетки, рассеянно глядя в окно за спиной врача. И тот решился дать совет:
– Ваш гинеколог предложит сохранять беременность. Но… время для решения у вас есть. Немного, но есть, – молодой человек сделал паузу и спросил не слишком уверенно, стараясь придать голосу максимум деликатности: – Простите, вы замужем? В смысле, семья у вас есть?…
И страшно смутился, почувствовав неловкость во проса.
Варя перевела взгляд на молодого врача и все-таки ответила – еще задумчиво, но уже вполне определенно:
– Вот это и будет моя семья.
Вера Михайловна вошла в ординаторскую и увидела, что там сидит в кресле и ждет ее доктор Бобровский. Он сидел усталый – с утра провел две операции – и задумчиво вертел в руках сто лет назад оставленный кем-то в отделении кубик Рубика. Вера ни разу не видела, чтобы Бобровский собрал хотя бы одну сторону…