Картинка, чтобы знать, как выглядят вши и гниды, висели в нашем детским саду на разных стенках, чтобы мы узнавали противника, а слова эти — вши и гниды во все времена и эпохи имели ругательный смысл. Да ими ещё людей обзывают!
Зимой сорок второго года в нашем детском саду взрослые яростно воевали с вшами. Это означало, что каждого малыша заводили в медицинскую комнату, и там тётенька в белом халате придирчиво рассматривала твои волосы, копалась в них, заглядывала за воротник, а некоторым велела расстегиваться, и рассматривала рубашки и платьица изнутри.
Всем, кто приводил нас в садик и уводил обратно — мамам, бабушкам, тётушкам и всем другим, исключительно женщинам, медсестра два раза в сутки — утром, на входе, и вечером, при прощании, повторяла, как заведённая: “вши” и “гниды”, “гниды” и “вши”.
А потому моя мамочка, и так-то имеющая самое серьёзное отношение к медицине, уж раз-то в неделю, чаще по воскресеньям, расстилала на столе какой-то чертёж, неизвестно как сюда попавший, переворачивала его обратной, значит, чистой стороной, наклоняла мою голову над белой бумагой и начинала меня скрести частой-частой стороной довоенного женского гребешка, который самую мелкую крошку выгребет.
Время шло, ничего мама в голове моей не находила, но однажды всё-таки просто завопила:
— Вот она!
Как-то ловко она прижала почти невидимую, почти прозрачную тварь, ногтём прижала её и громко щёлкнула. Я поразился: почти невидимая и совсем прозрачная, а так громко лопается.
Мама чертёж свернула, объявила, что уничтожена гнида, и мою одежду надо прожарить, потому что сам я гниду вырастить не мог, значит, принёс её из детсада — она перебралась с одной одежды, конечно, чужой, на другую, естественно, мою.
Мама и свои волосы постоянно расчёсывала мелким гребешком, ничего не находила, а однажды явилась какой-то совсем молодой, сняла свой пушистый беретик с хвостиком на вершинке, и тряхнула волосами — совсем короткими! Оказалось, она подстриглась. И не где-нибудь в городской парикмахерской, а прямо в госпитале, потому что среди раненых и выздоравливающих оказался разговорчивый парикмахер из Белоруссии, мастер на все руки с шикарным именем Кондрат — так вот этот Кондрат подстригал всех врачей и медсестёр за конфетку. Ну, мама и заняла у кого-то конфетку, а домой явилась девочка-девочкой, встряхнула серыми своими волосиками и воскликнула:
— Надоело гнид этих бояться!
Жизнь показала, что мама сделала верный выбор. В детском саду объявили, чтобы всех мальчиков подстригли наголо, ну, можно оставить тонкую, почти прозрачную чёлочку, а девочкам — всем поголовно! — отрезать косички, если они имеются.
Что тут началось! Но это были писки маленьких комариков. Им строго объяснили, что в парикмахерских длинные очереди и школьников стригут всех, как один. Под Котовского. Ходила такая шутка. Ну, да и фильм, где героем был стриженный под нуль красный командир Котовский из гражданской войны, ещё был известен совершенно всем.
Однако стрижка ведь ещё полдела. Главное, каждую неделю в баню ходить. И всё почему-то выбирали субботу.
Как узнал я попозже из разной литературы, русские вообще моются по субботам. В деревнях топят свои собственные бани, а в городах же и бани городские — для всех сразу. Поэтому к вечеру, а это значит, после работы, в бане не протолкнуться. Стоят очереди, заняв собой всё пространство, и даже выползают на улицу, за дверь.
В общих мойках — цементные лавки, на четыре, на шесть, на восемь душ, в середине зала по восемь кранов, направленных в разные стороны, из них — поверни ручку — хлещет холодная вода и кипяток.
Народу, как на вокзале, только все голые, мылятся и поливаются, охают и перекликаются, кто-то идёт в примыкающую дверь — там парилка и клубы горячего пара вырываются, когда кто-то входит или выходит — белого, густого, будто это и не горячий воздух, а морозное дыхание!
Ну так вот — каждую субботу мамочка моя тащила меня в баню.
Охо-хо! В женское отделение! Вот ведь что война наделала!
Конечно, маленьких мальчишек, своих сыновей, женщины и до войны в женское отделение забирали — куда ещё? Отцу, может, несподручно, а мать сама — раз-раз! — и всё прочистит, промоет, ей это удобно и понятно. Но как началась война, матери стали брать с собой и пацанов постарше, но только дошкольников. Попал и я под этот распорядок.