по фасону и цвету, так что одинаковые темно-синие юбочки-манжетки смотрелись эротичней. И, главное, не выбивалось из общего стиля. А стиль во флеш-мобе – это всё.
Как только местный народ потянулся к Араму на предмет отобедать, так я девчат с поводка и спустил. И не прогадал. Изрядная толпа на площади собралась быстрее, чем прошло пять минут.
Наши хулиганские, я бы даже сказал несколько клеветнические, плакаты были на злобу дня. Иначе и быть не могло, мы их сами полчаса назад рисовали, попутно обмениваясь нарытой в разных местах информацией, потом их на фанерки скотчем клеили и ручки прибивали. Бумагу, фломастеры, фанеру, скотч, гвозди, и палки нам спонсировал Арам, взяв с нас торжественное обещание, что мы его никому не выдадим.
Плакаты, естественно по-английски, гласили:
“Майлз – киднепер”.
“Майлз, убери от меня свои грязные руки”.
“Майлз, верни меня домой к маме”.
“Майлз, отдай мое имущество”.
“Нет сексуал харасмент на базе “Россия”.
Эх, профессиональную камеру бы сюда, а не фотик, но и без камеры скандал получился просто замечательный.
Публика тут оказалась очень благодарной или вовсе тут на развлечения голодной. Последнее, скорее всего, было верным так, как большинство в толпе представляли мужчины, одетые в “песчаную” форму Ордена.
Быстро раздались из публики поддерживающие выкрики и свист, что у американцев означает крайнюю степень одобрения. Видно, я эту Майлз правильно разъяснил. Не любят её тут. Мягко говоря.
А глазами вояки моих девочек уже чуть не слопали, как аборигены Кука. Да и было там на что посмотреть. Ведь ни грамма силикона. И девочки наши, что и говорить, намного лучше, чем их пиндосские тёлки. Лучше даже тех, фотографии которых публикуют в “Петхаусах” и “Плейбоях”. А главное – живьем!
Девчата от такого массового внимания прямо расцвели. Хотят вокруг фонтана павами, всем глазки строят, сиськами трясут да попами крутят. Ну, и речевки про Майлз горланить не забывают звонкими голосами.
А когда толпа собралась плотнее, то запели “Орленка”. Того самого, что “взлети выше солнца”. Пионерский аналог “Варяга”. И, естественно, чистые девичьи голоса сорвали “бурные аплодисменты, переходящие в овацию”.
Меня самого поразил громкий чистый голос Сажи, напоминающий тембр Марии Калас. Такое сопрано и в Большом театре бы не потерялось. Это уж точно. Что наша жизнь с людьми делает? Ломает не взирая на таланты, которые могли бы прославить страну на весь мир. Только кому это нужно? Правители наши всё больше напильником усиленно златого тельца шкрябают, будто после них будет потоп, хотя именно их деды сделали в прошлом веке революцию для того чтобы такие вот талантливые девочки, как Сажи на панели не стояли. Учились бы пению настоящим образом, а не искали клиентов на ночь.
Через семь минут с начала действа мужская часть базы только, что в открытую не дрочила.
Многие, особенно женщины, откуда-то подоставали фотоаппараты и видеокамеры, так что не я один подвязывался на ниве электронной фиксации этого безбашенного перформанса. Только у меня в руках был всего лишь навороченный мобильник. Но чем больше операторов, тем лучше – у всех не отберешь, всем глотку не заткнешь. И если Орден, судя по местному начальству, американский, то стукачество в нем должно процветать по определению, что мне и требовалось. Теперь этой Майлз замять наш случай уже никак не удастся. Даже силовыми репрессиями. А это значит, что будут варианты. И возможно даже вкусные.
Майлз явила на площади свой потрепанный лик только через пятнадцать минут после начала “Марлезонского балета”, когда девчонки уже начинали сдавать. Всё же очень жарко. На солнце все пятьдесят градусов будет.
Майлз протолкалась через толпу в первый ряд. Вот тут-то я и взял ее оху..., то есть очень удивленную, рожу в телефоне на крупный план.
Майлз, молча, даже с некоторым любопытством, смотрела на все это безобразие секунд тридцать. Ровно до того момента, когда мои девчата увидели её и синхронно повернулись к ней попами. А потом сделали ногами зарывающие собачьи движения. Этакий интернациональный знак презрения.
Вот тут Майлз, вытянув губы в нитку и злобно сощурив глаза, резко развернулась и быстро ушла.
Бинго!
В спину ей раздалось массированное “Буууууу...” всей мужской части толпы. Некий американский аналог русско-армейского “Ууууу... Сука!” А что? По интонации, очень даже похоже.
Тут я показал девчатам перекрещенные над головой руки.
Всё. Сеанс окончен. Поставленная задача решена и нечего девочек на солнце излишне жарить.
Уходящих из фонтана девчат провожали разочарованными междометиями и... Аплодисментами. Хорошими аплодисментами, дружными.
Но, по порядку.
Ещё утром, как только я обо всем договорился с Арамом, так, не медля, провел мимо Оксаны через иммиграционный отдел в арамовский отель весь свой “гарем”, тщательно заперев автобус, несмотря на активные заверения орденской охраны, что тут ничего не попятят. Проехали, на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Тот, кто вводит вора в искушение плохо лежащей вещью, совершает не меньший грех, чем сам вор укравший её.
Перед едой озадачил девчат тем, что два часа всем необходимо спать в обязательном порядке. В нашем “пионерском отряде” тихий час. Потом собираемся все в одном номере, и я там озвучиваю дальнейшую повестку дня.
Все устали и легко с этим согласились.
Ланч от Арама был превосходен. В Москве я так вкусно давно не ел, даже в самых дорогих и модных ресторанах. Да и девчата, вопреки всем сдвигам по фазе на почве сохранении фигуры, наворачивали немаленькие порции так, что за ушами только пищало. И пивом не пренебрегли.
Арам, при виде стольких красавиц, расцвел, раздавая комплименты направо и налево вместе с тарелками и бокалами.
В конце обеда, вместе с пивом он принес на подносе связку ключей с бронзовыми бирками, на которых был выбит номер, к которому этот ключ подходит.
Я тут же забрал поднос пошел раздавать ключи, не глядя на номера, паруя девчат по ходу продвижения между столиками. Заселял их по две в один номер, на одну “королевскую” кровать. Сами на месте разберутся, как спать будут: валетиком или по-лесбиянски. Или наоборот.
Оключенные пары, допив пиво и сказав Араму “Спасибо. Очень вкусно”, уходили в номера наверх, стуча каблуками по толстым плашкам деревянной лестницы.
Арам в ответ довольно витиевато разглагольствовал, что кормить таких неземных красавиц для него не только радость, но и счастье. Глаза старого ловеласа просто горели. Он сейчас на любой заданный ему вопрос ответил бы только: “конечно, хочу!”.
Без пары осталась только Роза. В принципе я её сознательно не выбирал. Само собой так получилось. Ей, запомнив номер, отдал последний ключ и сказал, не имея в виду никаких задних мыслей.
– Роза, мы с тобой вдвоем остались. Больше номеров нет. Так что вали спать, но дверь не запирай.
Выхватив у меня из рук ключ с бранзулеткой, Роза, подпрыгнув, смачно чмокнула меня в щеку, и, уже стуча шпильками по лестнице, радостно закричала наверх, вдогонку остальным девчатам.
– Господин назначил меня любимой женой!!!
Арам на этот возглас сделал круглые глаза. И повернувшись ко мне переспросил.
– Что, правда?
– О чем вы? – сделал вид, что ничего не произошло совсем.
– Ну, ара... Это... Про то, что девочка сказала.
Я спокойно допивал свое пиво, напряжённо думая, что на это ответить Араму. Ничего не придумал и решил сказать правду.
– Да, как вам сказать, они все теперь, вроде, как гарем у меня. Очень просили их одних тут не бросать. Наверное, посмотрели вокруг, прикинули расстояние до русских земель, подумали и вышли всем скопом замуж за мой автобус. Осуждаешь?
– Ты что? Завидую. Вах! – Арам попытался что-то изобразить рукой, тыкая пальцами в потолок, – За такое выпить надо.
– Уже выпили, – я показал на пустую кружку из-под пива.
– Нет, ара, за такое “Двин” пить надо, а не пиво, – ресторатор был настроен к продолжению банкета.
Ну да. Плавали – знаем. Сначала коньяк вдвоем бухать будем. Потом девочек позовём для развлечения, переместившись в некие райские кущи. А там и день прошёл. У меня же на ближайшее время планов просто громадьё, в которые никакая пьянка с развратом никак не вписывается. Поэтому вежливо отказался от столь щедрого предложения.
– Арамджан, давай позже. У меня коньяк на пиво плохо ложиться. Будет просто перевод драгоценного продукта. Он же у тебя из-за ленточки.
– Обижаешь, дорогой, с собой привез. Старый запас.
Войдя в свой номер, первое, что я увидел – голую Розу, лежащую наискось на большой двуспальной кровати в нарочито соблазнительной позе.
– Роза, – сказал я насколько мог строго, – Вырвем с корнем половую распущенность в коллективе. Я спать хочу, как не знаю кто. А потом у нас очень серьёзное дело будет, от которого зависит, кем мы придем в этот мир, и с чем. Наша борьба с сукой Майлз ещё не закончилась.
Роза обижено надула губки, и, напоказ, заканючила, изображая маленькую девочку.
– Нееее... Я так не играю. Ты, злобный старый Бармалей, который решил лишить меня после еды сладкого? И вообще ты плохой.
– Плохой, плохой, – согласился с ней, – Впереди ещё длинная ночь. Ты, наверное, не в курсе, что тут в сутка