Увидев, что мамонтихе совсем не до него, медведь осмелел и вылез из-за дерева.
— Хрр, не те нынче дети пошли, — сказал он, сокрушенно разводя лапами. — Дерзят, старших не уважают. Вот, помню, мы в свое время…
— Вы не видели моего сына? — перебила мамонтиха, тревожно озираясь по сторонам.
— Что, неужели пропал? — оживился Харр. — Ай-яй-яй. Постойте-ка…
Медведь прищурился и сделал вид, что вспоминает.
— Ах-хр, совсем из ума выжил! Я же видел его сегодня!
— Где? — вскинулась мамонтиха. — Вы видели моего сына?
— Ага, — подтвердил медведь. — Знаете тропу, что идет по обрыву вверх по Большой?
Мамонтиха нетерпеливо кивнула.
— Вот по ней он и убежал. Я еще подумал, не вернуть ли его, потому что дальше-то места очень уж нехорошие.
— Что такое? Почему? — закричала мамонтиха не своим голосом.
Медведь казался совсем убитым.
— Старый я дурак, — причитал он и даже ухитрился всхлипнуть. — Как же я не догадался-то: ведь там живет этот негодяй — пещерный лев, мерзавец, каких свет не видел. Съесть малыша ему ничего не стоит!
Мамонтиха повернулась и бросилась к реке. Забыв об осторожности. она бежала по узенькой подмытой тропе, которая выдержала бы разве что оленя, но никак не тяжеленную мамонтиху. И тропа не выдержала. Вместе с грудами земли рухнула мамонтиха с огромной высоты прямо на острые камни, между которых кипели отороченные пеной водовороты. Через короткое время мертвая мамонтиха показалась уже на середине реки, и широкое течение неторопливо понесло ее дальше.
Харр видел все. Он провожал мамонтиху глазами, пока мог различить ее среди волн, потом довольно ухмыльнулся и пошел прочь от обрыва.
Всю остальную часть дня медведь потратил на розыски мамонтенка. И если бы он его нашел, то наш рассказ о бедном Фуфе можно было бы тут же и окончить. Харр обыскал несколько рощ, где обычно любила кормиться мамонтиха. Под вечер, усталый и голодный, он отправился за более легкой добычей, решив, что мамонтенок от него все равно не уйдет и съесть его еще успеет.
А Фуф так никогда и не узнал, почему так неожиданно и навсегда исчезла его мама. Не найдя ее там, где они расстались, мамонтенок совершенно потерял голову. Все вокруг — и раскидистые дубы, и тонкие березы, и ивы с бугристой серой корой и даже веселые ручейки, затерянные в траве, — все вдруг помрачнело, насупилось. Везде, куда ни глянь, мерещилось что-то злое и пугающее. Только тут до Фуфа дошло, что он уже с самого утра ходит совсем- совсем один. Мамонтенок заверещал и кинулся куда глаза глядят. Встревожив стайку темноглазых косуль, пришедших на водопой, он миновал мелкую речонку, с жалобным хныканьем заметался по каким-то полянам в россыпи красных и белых цветов и, наконец, мохнатым скулящим клубком выкатился на край равнины.
Здесь было просторно и тихо. Вечерело. Вдали, над неоглядными зарослями синеватой бизоньей травы, неторопливо плыли бурые спины быков, появлялись и исчезали сухие головки пугливых винторогих антилоп, проносились всхрапывающие лошади с короткими растрепанными гривами.
Лето к этому времени уже перевалило за середину. Самый жар миновал, но впереди еще были долгие дни дозревания диких злаков, короткие грозы с дрожащими в глубине сизых туч ветвями молний, и уж совсем далека была ясная затяжная осень в бескрайнем разливе желтого и голубого.
Трудно сказать, как дальше сложилась бы судьба Фуфа, если бы он не встретил в это время олененка, веселого бродягу Гая.
Гай вырос сиротой, потому что олени не воспитывают своих детей. Сразу после рождения маленький Гай был оставлен своей матерью и целыми днями скрывался в траве. Пока он не мог заботиться о себе сам, его кормили все проходившие мимо оленихи. Потом он подрос, научился есть траву, бегать и прятаться от врагов.
Гаю был год, и на голове у него уже ветвились небольшие рога. За время одиноких скитаний он многому научился. Он знал, что на равнинах надо остерегаться волков, особенно — зимой, а в лесу — росомахи или рыси, которые подкарауливают обычно у водопоя, затаившись где-нибудь на дереве. Знал он также и то, что ни бизоны, ни лошади, ни даже свиньи не причинят ему вреда. Как-то зимой за ним гнались волки. Спасся Гай тем, что успел забежать в самую середину бизоньего стада. Когда над окрестными сугробами появились оскаленные морды волков, могучие быки окружили кольцом коров и телят и выставили наружу свои грозные рога. Огромный, как носорог, вожак с глухим ревом бросился вперед. Волки отлично знали, что такое бизон в бою, и сочли за лучшее быстренько убраться. Стаде не прогнало Гая, и с ним он проходил в полной безопасности до самой весны.