Прошло не больше пары минут отключки, а небо значительно посветлело, высвобождаемая от гнёта окутанных в полотно тьмы туч. Лёгкий утренний туман смешивался с сизым дымом от потухшего пламени, колол кожу и вызывал дрожь, а рассветные лучи окрашивали дурную, испорченную землю в пурпурный, мягко-розовый, мелькая бликами на телах мертвецов позолотой.
Трупы населяли каждый кратер, не оставляя даже узкой тропы между ними. Их выколотые, изредка целые очи могли иметь честь в последний раз любоваться рассветным небом. Небом, знаменующим конец войны.
Вороны садились на разлагающиеся тела огромными стаями. Их клювы смачно щелкали, они ковырялись в человеческом мясе, радуясь настигнувшему их пиру.
Словно искусственное безмолвие разорвалось тихим всхлипом сидящего на коленях у тела брата Итачи.
— Саске, — позвал дрогнувшим голосом Итачи, осторожно прикоснулся к шее двумя пальцами.
Ничего не билось. Никакого пульса.
Прерывисто втянул в лёгкие спертый, протухший падалью воздух, навечно отпечатавшийся в лёгких, и молил Ками, Шинигами, Сусаноо — хоть бы выжил, лишь бы дышал. Однако ни через минуту, ни через две наваждение не спадало, а Саске продолжал лежать с крепко сомкнутыми веками, осунувшимся лицом, без движения грудной клетки и раздувающихся от малейшего дыхания ноздрей. Внутри у Учиха трескался лед, вбиваясь в стенки внутренних органов жесткими осколками, его будто окунули в ледяную воду зимней проруби. Всё естество, душа, пылала в агонии, жаждая пасть в лапы смерти от испытываемой скорби, разрывающей рёбра с сердцем.
Испачканные засохшей кровью руки сцепились на потемневшим запястье, а губы горько прошептали срывающимся, потерявшим всякую силу голосом:
— Глупый младший брат. Я же просил не геройствовать. Просил…
Конечности Итачи наливались свинцом и постепенно немели вслед расползающейся липкой паутиной пустоте. Обволакивающая, густая, она застывала в венах и чакроканалах, паразитировала организм. Однако несмотря на это слёзы едва ли блестели в глазах Итачи, хотя в голове царил тот же хаос, сравнимый с творившимся всего час назад.
Он не успел. Не спас. Не уберёг. Не сдержал обещания, данное родителям.
Почему он выжил в этой войне? Почему он, а не Саске? Почему?
Поле боя покрывал глубокий налёт копоти. Ветер пристыженно трепал порванные, сгоревшие клочки формы мертвецов, а из расколотой почвы робко полезли насекомые. Над впитавшей кровь шиноби Альянса землей парил белоснежный орёл. Он облетел всю территорию последней битвы, острые, потянутые красной поволокой глаза заметили приближающихся к Учиха выжившую парочку Хокаге, и резко спикировал вниз. Глухие хлопки крыльев не привлекли желанного внимания. Странно вздохнув, орёл клюнул напрягшегося Итачи в склонившуюся макушку.
Одинаковые пустые глаза встретились. Птица протянула лапу, где трепыхался футляр. Она настойчиво сжала блеснувшие когти, намекая на возможность оставить нехилую царапину на щеке Итачи, если он продолжит медлить.
Как только листок был высунут и передан, орёл шустро взлетел и с удивительной скоростью скрылся в небе.
Белый орёл принадлежал Изуне, но она мертва. Кто мог передать через него письмо?
Это несоответствие не вызвало ничего у Итачи. Он лишь вытер мокрые щёки, посмотрел на бледное лицо брата и медленно раскрыл записку. Чем дальше читал, тем твёрже становились понуро опущенные плечи, а в ушах громко застучало сердце.
Сзади его окликнул сиплый, каркающий голос Второго Хокаге. Он гулом звенел над пустынным, пропахшим металлом со смертью извороченным полем.
Тобирама проигнорировал мимолётный взгляд Минато, с напряжением вглядываясь в нависшем над бездвижным телом брата Итачи. Его пронзительный взгляд сверлил лопатки старшего Учиха с подозрением, будто перед ним возник ещё один монстр.
Намикадзе сжал плечо Сенджу, едва заметно дёрнул подбородком в сторону Саске.
— Он ещё может быть жив.
— Как будто я виноват в его состоянии.
Тобирама несколько секунд хмуро смотрел в виноватое лицо Четвёртого и только убедившись в том, что его правильно поняли, прихрамывая, подошел к Саске. Он почти упал перед ним от слабости, насколько возможно быстро стал осматривать младшего Учиха. Ладони объяло салатовое свечение, очаг ощутимо стрельнуло от чрезмерной растраты чакры.
Минато бессильно прикрыл глаза, взлохматил торчащие во все стороны волосы, испачканные в пыли, грязи, крови. Пальцы нащупывали мелкие камешки с ветками и прочим мусором. От испытываемой боли во всём теле хотелось выть, однако всё перекрывала настигающая, пробивающая хладнокровный блок душевная мука, стимулируемая навязчивыми мыслями и стенаниями.
Пока Тобирама разбирался с Саске, а Итачи отчего-то замер, как парализованный, он пытался найти хотя бы тело Наруто — единственного, горячо любимого сына, однако это казалось тщетным. Минато из последних сил оббегал всю обширную территорию, в итоге замирая на осколке развалившейся скалы.
Только оттуда Минато удалось ощутить всем своим существом произошедшее бедствие. Это странное чувство словно нить, связывающая его с Чистым Миром, подсказывало — сам Шинигами спустился в мир смертных. Это значит, что пускай они выиграли войну, но проиграли главную битву. Души погибших соратников поглотил Шинигами. Успела ли загадать своё желание Изуна или нет — останется нерешённой загадкой.
Сработал ли ритуал, если она умерла раньше?
Успела ли его активировать?
Дышать стало трудно непонятно отчего: из-за постепенно осознаваемой смерти сына, либо из-за понесенных Альянсом потерь и удавшегося — или нет — ритуала. Глаза покраснели, по роговице расползлась розовая сеть.
Не одна сотня жизней потонула в раскинувшимся перед Намикадзе Минато котловане, заполненным несуразной отвратительной кашей гниющих трупов. Вокруг витал тошнотворный запах сгоревших человеческих тел, перекликающийся с острым металлическим привкусом. Дымовые кольца плавали в танце, стремясь к девственно чистому небу, накрывающему место трагедии завораживающим рассветным куполом.
Если Боги существуют, то им определенно наплевать на них. Они, как и люди, вполне могут быть заняты собственными дрязгами. Возможно, даже среди Богов идёт война.
Всё это не важно.
Намикадзе ощутил знакомый привкус во рту от прикушенной щеки. Боль живущего.
Какой в его жизни смысл, если Кушина с Наруто мертвы?
***
Минато телепортировался к Тобираме, тут же слыша свистящий вздох:
— Жив, но ему требуется немедленная госпитализация, — Сенджу сжал переносицу двумя пальцами, до мерцающих точек зажмурился — Он не дотянет до Конохи.
Минато сжал дрожащие ладони в кулаки, вскидывая голову к равнодушному небосводу.
— Я доставлю его, — тихий, на грани шепота голос обратил на себя внимание.
Итачи смял записку, сунул её в карман. Сенджу смог разобрать лишь одно слово:
Месяц.
— …Ты сможешь. Сейчас да, — скрестил руки на груди Тобирама — Однако тебе не придется напрягаться.
Издали воздух сотрясался от мчащихся к последнему полю боя шиноби. Сотни бойцов не скрывали своего присутствия, ведомые несколькими командирами.
Итачи с нескрываемым облегчением закрыл глаза после замеченной серой макушки на горизонте.
Есть шанс, что его младший брат выживет. Мышцы налились слабостью, подчиняемые этой мыслью, голова ощутимо закружилась.
Война окончена с катастрофическими потерями, лишив Скрытые Селения более половины своих бойцов, однако для Итачи ещё не всё кончено.
Для него остался единственный нерешенный вопрос.
Эпилог
Возвращение вещей к своему началу и есть покой.
Покой и есть возвращение к жизни.
Лао Цзы
Коноха. Спустя несколько месяцев после окончания войны
Горячее солнце дарило тёплые лучи безлюдным улочкам призрачной деревни, ветер терял ледяные, жалящие порывы, становился похожим на уютный щекочущий плед, окутывавший прохожих, что бродили по пыльным дорогам тенью себя прежних. Тишина прерывалась шарканьем подошв сандалей, да тихими разговорами, виснувшими в пространстве зудящим гулом.