Как раз когда я подумала о том, а не приложиться ли мне к малиновой настойке бабушки Вильмы – из наших визитов сюда я знала, что она держит запасы настойки за книгами в шкафу, бедняга, – в дверь позвонили. Звонок бабушки Вильмы этого названия, собственно, не заслуживал. Он резко и немелодично выдавал «кррррррк», отчего по спине ползли мурашки.
В дверях столовой показались дети.
– Что это было? – спросил Юлиус с набитым «Нутеллой» ртом.
– Звонок, глупый, – ответила Нелли, тоже с набитым «Нутеллой» ртом.
– Так звонит только судебный исполнитель, – пробормотала я, вытирая слёзы со щеки.
– Может быть, это папа, – сказала Нелли и выбежала в прихожую.
– Почему ты плачешь, мама? – спросил Юлиус.
– Потому что я считаю стенку бабушки Вильмы ужасной, – ответила я.
– Понятно, – сказал Юлиус.
– Мама-а-а! Это наши новые соседи! – крикнула Нелли из прихожей.
Ах, как мило. Я с воодушевлением поднялась. В этом была особенность жизни в пригороде: здесь соседи интересуются друг другом.
Встав у двери рядом с Нелли, я широко улыбнулась.
– Точнее говоря, это мы – новые соседи, – сказала я. Но тут улыбка застыла у меня на губах. Потому что перед дверью стояли старые знакомые: толстая Гизела и толстый Хайнрих с вокзала, только без шапочки и серебристого парика. О Боже, как им удалось так быстро меня найти?
– Мы увидели, что вы наконец переехали, и хотели вас сердечно поприветствовать, – недружелюбно проворчал Хайнрих. – Мы – герр и фрау Хемпель из дома 16.
– Очень рада, – запинаясь, автоматически ответила я. Глупое совпадение, больше ничего. Такое случается. Теперь только не потерять самообладания. Я протянула Хемпелям руку, надеясь, что они оба плохо видят и что у обоих плохая память. – Констанца Вишневски. А это моя дочь Нелли. – У нас ещё есть маленький тошнилка, но он, будем надеяться, останется в комнате и здесь не покажется, добавила я в мыслях.
– Нелли – что это за имя? – спросила фрау Хемпель. У неё был неестественно высокий, резкий голос. – Вы считаете его красивым?
– Да, конечно, – сбитая с толку, ответила я, испытывая некоторое облегчение. Мне не показалось, что Хемпели меня узнали. Но тут из-за угла появился Юлиус. Он повис на моей руке и уставился на Хемпелей большими глазами.
– А это наш маленький Юлиус, – сказала я несколько дрожащим голосом. Я надеялась, что большое количество «Нутеллы» на его лице затруднит герру и фрау Хемпель узнать в нём того, кто вчера испачкал им пальто.
Фрау Хемпель подозрительно разглядывала его своими маленькими глазками.
– Хайнрих, – прошипела она, толкая своего мужа локтем в бок. Даже когда она шипела, её голос звучал, как давно не смазанная дверь. Узнала ли она нас?
– Сейчас, – ответил герр Хемпель и встал в позу на коврике перед дверью бабушки Вильмы. На коврике значилось: «Когда ты думаешь, что больше сил уж нет, откуда-то приходит свет». Я прочитала это со смешанными чувствами. Возможно, для кого-нибудь это справедливо, но когда у меня возникло чувство тупика, как сегодня, ниоткуда свет не пришёл, зато пришли супруги Хемпели. Опять типичная картина.
– Чтобы у нас зародились хорошие добрососедские отношения, мы хотим прямо сейчас прояснить несколько вещей, – звучно произнёс герр Хемпель. – Никакой стрижки газонов и детского шума между 14 и 17 часами и после 18 часов, не жарить шашлыки при южном ветре, и ваши гости должны парковать свои автомобили на вашем участке, а не на улице. Мы поняли друг друга?
– Да, – ошеломлённо прокряхтела я. Нелли неуместно хихикнула, а Юлиус прижал своё испачканное «Нутеллой» лицо к моим бежевым брюкам и молчал.
– Хайнрих, – снова прошипела фрау Хемпель.
– Не беспокойся, Гизела, – ответил герр Хемпель и энергично вдавил свой двойной подбородок в воротник рубашки. – Про поростки я не забыл. Чтобы всё прояснить: мы терпели поростки только потому, что старая дама была такая больная, но теперь с этим покончено: если вы не хотите предстать перед судом, позаботьтесь о том, чтобы поростки исчезли, и немедленно! Вы будете не первыми на кого мы жалуемся.
Поростки? Какие ещё поростки? Но об этом, конечно, можно ещё будет поговорить.
– Итак, надеюсь на хорошее соседство, – заключил герр Хемпель.
– Конечно, – ответила я. – И, э-э-э, что такое...?
Продолжить мне не дали. Поскольку герр Хемпель, очевидно, закончил со своим сердечным приветствием, слово взяла его жена.
– Разве ты не видишь, кто это? – пискнула она, почти пробуравив мне живот своим жирным пальцем.
Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Герр Хемпель резко уставился на меня, но не узнал. Фрау Хемпель поспешила ему помочь.