Я сделал многозначительную паузу.
— Платон? Витгенштейн? Декарт? Нет, Нэнси Синатра. И она права, старушка Нэнси. Жизнь кажется такой ручной, такой пустой без этого незнакомца. Честно говоря, теперь, когда я задумываюсь о такой жизни, я понимаю, что она еще ужаснее.
Слушатели не могли понять, что за чушь я несу. Я и сам не понимал. Я потер пульсирующие виски. В горле пересохло. Я глотнул воды, но во рту было по-прежнему сухо.
— Ужаснее, значительно ужаснее… — пробормотал я, стараясь понять, что же я собираюсь сказать. Это было что-то насчет того, как важно для Марти и Сибхан навсегда запомнить, что они чувствовали сегодня. Мол, об этом никогда нельзя забывать.
Я взглянул на Сид в другом конце переполненного зала, надеясь, что она как-нибудь меня приободрит, но она уставилась на свой десерт. Пегги и Пэт бегали вокруг столов. Кто-то кашлянул. Недовольно закричал ребенок. Гости начинали нервничать. Кто-то пошел искать туалет. Я быстро проглядел свои заметки.
— Подождите, у меня есть несколько интересных штук, — сказал я. — Есть фенька о том, что любовь начинается идеалом, а заканчивается под одеялом.
Парочка пьяных дядюшек расхохоталась.
— И еще анекдот про неопытных молодоженов, которые приходят к доктору, чтобы он им показал, что надо делать в брачную ночь…
Подвыпившая тетушка захихикала.
— Доктор оприходовал новобрачную и спрашивает у мужа, есть ли у него какие-нибудь вопросы. А муж отвечает: «Да. Сколько раз и когда нужно ее к вам приводить?»
Публика рассмеялась. Эймон гордо улыбнулся. Но я почувствовал, что открытки выскальзывают из моих дрожащих пальцев. Мне больше не нужны были дешевые анекдоты Эймона. Я все равно не мог ими воспользоваться.
— Но вот что я действительно хочу сказать. Я надеюсь… нет, я знаю, что Сибхан и Марти запомнят главное: жизнь без любви — вовсе не жизнь. Это сказала Нэнси Синатра. И когда ты найдешь любимого человека, ни в коем случае не давай ему ускользнуть. Это сказал я.
Я поднял бокал за Марти и Сибхан. Сид взглянула на меня и снова спряталась под своей шляпой.
— Леди и джентльмены, мальчики и девочки, пожалуйста, наполните бокалы и давайте-ка с вами выпьем за прекрасную пару!
Когда я сошел со своей сцены, Эймон схватил меня за рукав.
— Это было круто, — сказал он. — Но в следующий раз вставь в свою речь пару шуток о женихе, совокупляющемся с овцой.
Только когда заиграла музыка, я осознал, что ни разу не видел, как Сид танцует.
Я понятия не имел, хорошая ли она танцовщица, как ее тезка, или полная бездарность.
Я не знал, станет ли она вращаться и скользить с невероятной грацией или будет просто стоять, смущенно переступая с ноги на ногу и не зная, куда девать руки. Я не знал, танцует ли она, как Сид Шарис или как Сид Джеймс. Но я понимал, что для меня это не важно.
Если бы я увидел, что она танцует неуклюже, или если бы она оказалась прекрасной танцовщицей, у меня одинаково сжалось бы сердце. Я просто хотел с ней танцевать.
Диджей поставил какую-то лихую, но давно забытую мелодию, и в бестолковой эйфории этой старой пластинки было нечто такое, что захватило весь зал.
Марти и Сибхан танцевали какой-то небезопасный джиттербаг, причем лицо жениха отчаянно краснело, когда он пытался оторвать невесту от земли. Эймон прирос к месту и разбрасывал руки в стороны, как будто находился где-нибудь на Ибице, а не в благопристойном Клеркенвелле. Мем танцевала вокруг него, выпячивая грудь и вертя задом, — единственный танец, который она знала, — и выглядело это крайне непристойно.
Джина смеялась и хлопала в ладоши, глядя на Пэта, исполнявшего только что изобретенный танец: за три прыжка поворачивался на триста шестьдесят градусов. Ричард танцевал медленный танец с одной из подружек невесты. Моя мама беседовала со священником.
Был здесь и Гленн, танцевавший с закрытыми глазами и размахивавший руками, как будто находился под кайфом. Неожиданно оказалось, что на этой тусовке такая манера очень кстати, — Гленн танцевал абсолютно так же, как Эймон.
Зачем-то Гленн притащил на праздник и Салли, уже с огромным животом. Она иронически шаркала ногами из стороны в сторону, потому что это была музыка для стариков, от которой они снова чувствовали себя молодыми.
Но Пегги и Сид не было нигде.
Когда Марти поставил Сибхан на пол, чтобы сделать короткую передышку, я потянул ее за руку, стараясь перекричать Джорджа Майкла.
— Сибхан, где Сид?
— Им пришлось уехать раньше, чтобы успеть на самолет. Они улетают обратно в Америку.
— Надолго?
— Навсегда. Разве она тебе не сказала?
Я оставил свой «Эм-Джи-Эф» на обочине шоссе где-то к западу от зеленого парка Остерли. Несколько дней спустя я попытался отыскать это место в справочнике, но оно находилось уже слишком далеко за городом, а потому и не уместилось на карте. Впечатление было такое, что я бросил машину на краю земли.
Но мне стало понятно, что на машине я никак не успеваю, — транспорт по дороге к Хитроу практически стоял. А через каждые несколько секунд реактивный самолет размером с океанский лайнер взмывал в небо над моей головой. Толку от «Эм-Джи-Эф» больше не было.
Я вылез из машины и подумал, что понятия не имею, самолетом какой авиакомпании они летят. Самолеты «Вирджин Атлантик» отправлялись от третьего терминала, а «Бритиш Эйрвэйз» — от четвертого. Ни туда, ни туда я не успевал. Куда же бежать? Во владения миллиардера Ричарда Брэнсона или в сторону самой популярной авиакомпании мира?
Я мчался по обочине шоссе, самолеты с воем поднимались в небо у меня над головой, фалды фрака разлетались и хлопали на ветру.
В результате оказалось не важно, на какой самолет у них билеты. К тому моменту, когда я добрался до зала отправления, все самолеты в Америку за этот день уже улетели.
Толпа редела. Все путешественники уже находились в воздухе. Провожающие отправлялись домой. Весь взмыленный, я добежал до выхода на международные рейсы, повесил голову и вздохнул. Я опоздал.
И тут на полу я заметил его — маленького бледно-лилового человечка. Диско-Кена. Я подобрал его. Серебряные штаны перепачкались. Он успел потерять и второй ботинок…
Подняв глаза, я увидел перед собой Сид и Пегги. Они держали в руках посадочные талоны, а рядом с ними стояли чемоданы. Обе они так и остались в парадных платьях.
— Классная оказалась речь, — улыбнулась Сид.
— Ты не считаешь, что нужны были более традиционные слова? А может, лучше было вставить что-нибудь насчет жениха и овцы?
— Нет, все было хорошо.
— Вы опоздали на самолет.
— Мы просто решили не лететь.
Все еще не веря своим ушам, я покачал головой:
— Вот ты какая…
— Да уж, — ответила она.
Пегги взяла у меня Диско-Кена и посмотрела на Сид, как бы спрашивая: а что же будет дальше?
Ранним вечером черное такси медленно ехало в сторону города. Сид, задумавшись о чем-то своем, уставилась на кварталы многоэтажек, стоящие вдоль Уэствея, а Пегги спала у меня на руках.
Порой эта девочка казалась такой взрослой, хладнокровной и уверенной в себе. Но теперь она спала, сидя у меня на коленях, положив голову мне на грудь, и было такое впечатление, что она ничего не весит. Как будто она еще младенец и ее жизнь только начала разворачиваться и обретать свою форму.
Она пошевелилась во сне, услышав, как где-то среди бесконечных улиц западного Лондона звенят колокольчики мороженщика. Это был верный знак, что холодные темные дни заканчиваются. Еще более верный, чем пение птиц и набухшие почки. Скоро наступит весна, потому что человек с колокольчиками уже ходит по улицам.
С заднего сиденья черного такси я не мог различить, откуда доносится этот звук, — тихие окраинные улочки раскинулись во все стороны. Но колокольчики отзывались эхом в моей голове, как воспоминание о детстве или мечта о свадебных колоколах.