Драки были частыми, и во время одной из таких драк на луговине за аулом они заметили приближение каравана, сопровождаемого тысячью воинов.
— Беда! — крикнул старший. — Это Манас возвратился!
Десять буянов, страшась предстать перед глазами Манаса, поспешили в аул. Великий слух распространился по кочевьям. Весь народ вышел встречать Манаса. Бай верхом на коне, таком же старом, как и седок, поскакал первым. От каравана отделился джигит и помчался навстречу Баю. Когда он приблизился, состарившиеся глаза Бая узнали богатыря Бозуула: он был начальником отряда, сопровождавшего умницу Каныкей. Бозуул приветствовал старейшину, как велит обычай:
— Мир тебе, убеленный мудростью Бай! Здравствует ли твой скот четырех родов? Здравствуют ли твои старики? Красивы ли молодицы и девушки в аулах? Растут ли дети? Хороша ли трава на лугах, полноводны ли реки в каменных люльках?
Тут Бозуула прервал старейшина:
— Долго ли ты еще будешь вопрошать меня? Ответствуй, глупый Бозуул: где Манас? Два года мы не имеем вестей от войска! Чем тянуть из меня десять жил, скажи сразу: прибыл Манас?
— Не сердитесь, дядюшка, — смиренно ответил Бозуул. — Я привез вам вести от войска. Мы победили Дракона Андижана, и Дракон издох. Мы соединились с племенем Кокетея, восставшего против дома Чингиза. Число нашего войска составляет теперь сто двадцать тысяч, не считая стрелков-ташкентцев хана Пануса, которые вступили с нами в союз. Может быть, сейчас, когда я разговариваю с вами, наш лев Манас во главе богатырей бьется с вражеским войском за землю отцов, за Небесные Горы. Не сердитесь же на меня, дядюшка!
— Как не сердиться мне на тебя, трус, если ты в час битвы покинул войско, чтобы лежать в юрте, пить кумыс и веселиться с девушками! Для чего ты прибыл сюда? Ответствуй! — с гневом закричал Бай.
— Вот для чего, дядюшка, — ответил Бозуул и указал на Каныкей, окруженную сорока всадницами.
Бай подъехал ближе, ибо глаза его уже слепли, но, увидев Каныкей, он едва не ослеп совсем, ибо, как солнце, сияла ее красота. Она сошла с коня, и показалось Баю, что солнечный луч соскользнул и склонился перед ним. Еще ему показалось, что сладко и плавно зажурчал ручей, ибо Каныкей заговорила:
— Да будут долгими ваши дни, мудрейший из мудрых! Передает вам благопожелания Каныкей, дочь бухарского хана Атемира, а теперь — ваша дочь, ибо взял ее в жены Манас. Она прибыла к вам со своими сорока подругами — женами богатырей Манаса, и просьба у всех одна: возьмите нас под свое крыло!
Бай прослезился и сказал:
— Благословение неба да снизойдет на тебя, Каныкей! Будь мне дочерью, а народу — матерью.
В честь прибытия Каныкей и сорока подруг был устроен пир, и народ поражался красоте, уму и добронравию жены Манаса. После пира Бай предоставил Каныкей и ее подругам лучшие юрты, и эти юрты, убранные бухарскими коврами и драгоценностями, стали подобны песне, говорившей народу о могуществе Манаса. Когда джигиты, проходя мимо юрты Каныкей, видели свою ханшу, склоненную над арабской книгой, удивлению их не было конца, и они почтительно удалялись.
Присмирели и десять буянов Орозду. Хотя племя, которым они повелевали, насчитывало тридцать тысяч юрт, они боялись тысячи джигитов Бозуула, ибо вид их был грозен и неумолим. Пришлось буянам, чтобы не попадаться воинам на глаза, откочевать со своим племенем подальше, прекратить драки, ссоры и разбои. Да и то сказать, давно пора было остепениться: самому младшему из них было тридцать лет, а самому старшему буяну — пятьдесят!
Все же трудно было десяти буйным братьям жить в согласии, и затеяли они, как всегда, ссору между собой, надеясь, что эта ссора превратится в добрую драку. Так бы оно и вышло, если б один из них не заметил, что по котловине к юртам приближаются всадники. Среди них был знаменосец. Множество рогатого скота топтало траву горной котловины.
— Вот теперь, наверно, прибыл Манас! — решили буяны и поскакали с этой вестью к Баю, желая заслужить этим его расположение.