Сыргак гнал прочь эти унижающие богатырскую душу подозрения, но мука, поселившись в нем, отразилась тоской в его глазах. Девушки пытались заговорить с этим молчаливым джигитом, но Сыргак не отвечал им, ибо не любил попусту болтать с девушками, да и не знал он ни одного слова по-китайски. Он сжал губы, чтобы не выдать себя каким-нибудь киргизским восклицанием. Тогда дочери калдаев с одной стороны, дочери простых людей — с другой стали бросать в него цветами, хватать поводья его коня. Сыргак размахнулся секирой. Девушки, визжа и бранясь, бросились врассыпную.
А в это время Алмамбет успел шепнуть своему спутнику:
— Мы поедем к моей Бурулче. Она поможет нам разгадать тайну Конурбая.
Эти слова вернули Сыргаку прежнее спокойствие: он понял, что Алмамбет — надежный друг. Вернули они Сыргаку и прежний стыд, и он молча поклялся себе:
«Пусть пропадом пропаду я на этом месте, если еще раз заподозрю моего Алмамбета в дурном деле!»
Между тем девушки разделились на две части: одни окружили коня Алмамбета, глядя с веселой нежностью на красивого полухана, а другие бранили Сыргака, боясь все же близко подойти к его коню, и бранились они так:
— Чванный баран! Неотесанный северянин, не знающий обычаев! Деревенщина!
Дочери знатных сердятся на всех языках одинаково… Оставим их, чтобы вернуться к той, которую мы так давно покинули.
Восемнадцати лет еще не было Бурулче, когда Алмамбет видел ее в последний раз, а теперь ей шел двадцать второй год — время, когда счастливицы давно уже баюкают своих детей в нарядных колыбелях, увешанных бубенчиками. Но Бурулча хранила, как талисман, слово вечной верности, данное Алмамбету. Она завязывала свои волосы в тугой узел и жила, не поднимая взгляда ни на одного из джигитов. Некое сияние стояло между всем миром и ее глазами. Этим сиянием была память о светлом лице Алмамбета.
Зная, что Конурбай, торжественно провозглашенный ханом ханов женихом Бурулчи, противен ей, сыновья сорока ханов из дома Чингиза и владык соседних держав сватались к Внучке Неба, но их притязания пресекались ее гневным отказом. Среди женихов были такие, которые должны были унаследовать власть над могучими странами, однако Эсен не принуждал свою дочь выходить замуж. Так он поступал не потому, что не хотел нарушить слово, данное Конурбаю: он нарушил бы его так же легко, как слово, данное Алмамбету. Не хотел Эсен, чтобы выходила Бурулча замуж за иноплеменного царевича, ибо муж Бурулчи должен унаследовать престол Эсена. Другого наследника не было: сын Эсена, Берюкез, был убит Алмамбетом. Вот и боялся Эсен, что на престоле, на котором сидели его предки, будет сидеть чужак. Бурулча могла бы выйти замуж и за хана из дома Чингиза, но ни один из них не казался Эсену достойным сесть на Чингизов престол, кроме двух: Конурбая и хана племени манджу Незкары, богатого годами, силой и военной хитростью. Прежде был Эсен равнодушен к Незкаре, а теперь полюбил его, ибо ненавидел и боялся Конурбая. Видите, до чего дошло дело: хан ханов боялся собственного полководца!
Конурбай теперь был истинным владыкой страны. Давно уже Эсен был дряхл, но еще более был он хитер, а теперь его дряхлость превышала его хитрость. Смерть Берюкеза поразила Эсена в самое сердце. Он понял, что мужчины из его рода не будут больше владыками Китая, и потерял он вкус к жизни. А Конурбай был голоден, он алкал величия и власти, он уже видел себя ханом ханов Китая, и поводья власти оказались в его толстой руке. Он обложил народ тяжкими податями, он отбирал в свое войско весь конский приплод и самых сильных людей из числа возделывателей земли, он держал в черном теле даже ханов, но ханы помнили восстание черной кости и оставались опорой и твердыней Конурбая. Широкосапогий великан готовился к битве с Манасом. Он думал:
«Я одолею Манаса, я возвращу дому Чингиза киргизские земли и киргизских рабов, я вернусь, увенчанный славой победителя, и весь Китай скажет: «Один Конурбай, великий полководец, достоин стать ханом ханов!» И тогда я возьму в жены эту гордячку Бурулчу и сяду на Чингизов престол, и мужчины из моего рода станут властителями Китая».
Не расстраивался Конурбай оттого, что Бурулча смотрит на него с отвращением.
«Она сделает так, — думал он, — как пожелает Эсен, а Эсен пожелает того, чего захочу я!»
Вот почему Конурбай терпеливо ждал столько лет согласия Бурулчи. Он не торопился, ибо не любил Внучку Неба и понимал, что она не сумеет противостать его силе. Однако когда Конурбай через Главного Повара Шийкучу узнал о заветных думах Эсена, узнал о том, что хан ханов взлелеял втайне мысль сделать своим зятем хитрого Незкару, он пришел в сильное волнение.