Выбрать главу

Ответ Бурулчи был подобен воде, пролитой на горячую жаровню. Злоба зашипела в груди тучного, широкосапогого великана. Однако, будучи хитрым, Конурбай потушил свою злобу. Он сказал со спокойствием:

— Пусть Алмамбет жив. Но кто может стать его опорой? Из всех наших соседей один лишь Манас осмеливается спину держать прямо, а голову — гордо. Но разве страшны мне, полководцу неисчислимого, грозного войска, какие-то нищие киргизы, все добро которых составляет скот, для которых юрты служат домами, эти киргизы, простодушные, как дети, не знающие волшебства, эти кочевники, незнакомые с мудростью Китая?

— Все же эти киргизы победили вас, — возразила Бурулча. — Они разгромили ваше миллионное войско у подножия Небесных Гор, и вы бежали от них так быстро, будто земля обжигала вам ступни, а ваше лицо было ступней, не имеющей срама!

— Я тогда еще не был тем Конурбаем, которого сейчас видит перед собой госпожа! — сказал Конурбай, и голос его закипел, как негашеная известь. — Я был тогда всего лишь сыном наместника хана ханов. А теперь в моих руках поводья власти над всем Китаем. Я собрал два войска, и в каждом из них по миллиону силачей. Одно войско уже поскакало по неизвестным тропам к рубежу сорока ханств. Другое поведу я против Манаса. Киргизы уже на нашей земле. Их не более трехсот тысяч. Они посмотрят прямо — и увидят мое первое войско. Они в ужасе обернутся назад — и увидят мое второе войско. В тисках двух полчищ я истреблю их всех до одного, как огонь истребляет степную траву. В этом огне сгорит и ваш Алмамбет! Теперь госпожа моя поверит мне, что только я могу стать властелином Китая?

Конурбай был так убежден собственными словами, что подумал: «Я убедил ее!» Подумав так, он притронулся к руке Бурулчи, как вдруг человек в одежде полухана впрыгнул в покой через окно. Еще не узнав его лица, Конурбай узнал его меч: это был меч Алмамбета. Конурбай хотел обнажить свой меч — и не мог, хотел крикнуть — и не посмел, хотел броситься на врага, но убежал прочь. Так был он создан, этот непобедимый в Китае великан, что боялся вступить в открытый поединок только с двумя людьми на земле: с Манасом и Алмамбетом.

Бурулча, увидев возлюбленного, так неожиданно приехавшего к ней после долгой разлуки, онемела от счастья. Слезы, скопившиеся в ее сердце, эти невыплаканные за столько лет слезы, хлынули из ее глаз. Сначала она дала им волю, но их оказалось так много, что она решила их удержать. Но сила ее разума была слабее силы слез. И вот что удивительно: чем больше было слез у Бурулчи, тем веселее становилось на душе у Алмамбета. Он обнял ее, и Бурулча сказала, приникнув ухом к его крепко бьющемуся сердцу:

— Я думала, что мой Алмамбет пропал без вести.

Алмамбет ответил:

— Три года я был странником, одиноким на бесконечной земле. Седло было моим домом, небо — моим покрывалом, железо — моей одеждой, Бурулча — моей душой.

— А теперь ваш бесприютный конь нашел постоянную коновязь?

— Я стал другом Манаса, названым сыном его матери, приемным сыном дома киргизов. Я разведчик его славного войска. Мы пришли сюда с войной и гневом.

— Почему же медлит мой Алмамбет? Почему вы не торопитесь к Манасу, чтобы сообщить ему, каковы намерения Конурбая? От этого зависит судьба войска!

— В начале завтрашнего дня я помчусь к богатырю Манасу. А конец этого дня я проведу в беседе с вами.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Услышав эти слова, Бурулча упала к ногам Алмамбета с мольбой:

— Пусть мой возлюбленный, если ему дорого наше счастье, поедет к Манасу сегодня! Надо предупредить вождя киргизов о замыслах Конурбая!

Алмамбету стало обидно, что женщина учит его долгу воина. Он гневно посмотрел на Бурулчу, но в глазах ее были преданность и любовь. Алмамбет растерялся.

В это время Бирмискаль совершала свою третью прогулку вокруг женских покоев. Внезапно ей послышалось ржание коней. Она раздвинула ветки чинары и увидела богатыря. Одет он был, как дружинник Конурбая, но глаза у него были киргизские: это сразу поняла дочь самаркандской рабыни. Она спросила:

— Кто вы, богатырь? Почему вы спрятали коней в саду Внучки Неба?

Сыргак был поражен: эта девушка, редкостная красавица, эта крохотноногая китаянка говорила с ним на понятном языке! «Оказывается, — подумал он, — ив Китае есть девушки, разумеющие толковую человеческую речь!»