Движимый любопытством, он решил подойти поближе, пока на маленькой поляне на противоположном берегу неширокого ручья не разглядел высокую фигуру Говарда, его огненную шевелюру и длинные, свисающие усы.
Было очевидно, что он не занимался своей работой – сбором каучука, но вместо этого швырял широкий и короткий нож, изготовленный из куска мачете, в толстый ствол сейбы.
Спрятавшись в чаще, Аркимедес наблюдал за ним и удивлялся с какой ловкостью тот метал нож, что с сухим стуком вонзался всего в нескольких сантиметрах от нарисованного на коре креста. Любопытен был и сам бросок: нож прятался в рукаве рубахи и бросался таким образом, что рука почти не поднималась, бросок шел от бедра. Со стороны могло показаться, будто человек стоит безоружный, но, тем не менее, мог запросто убить на расстоянии метров в пятнадцать, так что жертва и не успеет сообразить, что же произошло.
Вокруг этого Говарда всегда витало много разных слухов. На ранчо поговаривали, будто в Калифорнии на золотых приисках он убил столько народу, что вся полиция и даже часть армии гонялись за ним с одной лишь целью – повесить его, как только попадется им в руки. В Манаусе он некоторое время работал телохранителем самого Сьерры и довольно долго пользовался неограниченно свободой в передвижении и делах, находясь под покровительством своего могущественного патрона, пока в один прекрасный день не совершил роковую оплошность – переспал с любовницей шефа. И тот, вместо того, чтобы убить обнаглевшего охранника, предпочел отомстить более изящно и жестоко – отправил его на свои каучуковые плантации в долине реки Курикуриари. Всем было понятно, что долго тот не протянет в джунглях, поскольку не был местным, не был подготовлен для жизни в лесу, и очень скоро лихорадка или «бери-бери» покончат с ним, и он исчезнет навсегда.
Аркимедес не стал особенно задерживаться здесь и бесшумно скрылся в чаще, обойдя это место стороной, оставил американца наедине со своими упражнениями по метанию ножа.
Когда он пришел на ранчо, то увидел, что все вокруг пребывали в непривычно возбужденном состоянии. Какой-то ребенок умер из-за лихорадки и его мать, толстая и неповоротливая матрона, давно уже живущая на плантациях, рыдала и рвала на себе волосы, якобы оплакивая умершее дитя.
Аркимедесу это показалось смешным.
Эльвиру никогда особенно не заботила судьба ни этого ребенка, ни какого-нибудь еще из тех, кого она породила, и ей было все равно что с ними может случиться: помрут ли от лихорадки, сожрет ли ягуар или утащит голодная анаконда. Все эти крики и показные страдания были направлены на то, чтобы кто-нибудь из сочувствия к ее горю поднес стаканчик рома или чтобы разжалобить управляющего и тот, оставив ее в покое на несколько дней, не заставил переспать с четырьмя или пятью работниками.
Управляющий был в лагере, заметив приближающегося Аркимедеса, удивленно поднял брови.
– Что так рано? – спросил он.
Аркимедес снял с плеча мешок и положил его к ногам управляющего.
– Принес все свои двадцать литров.
Негр Жоао поднял мешок и с критическим выражением на лице прикинул вес.
– Похоже, что так и есть.
– Если хочешь, то можем взвесить литр за литром, и если не хватает, то принесу завтра утром.
В ответ негр небрежно пожал плечами и кивнул головой в сторону тюка, валявшегося под порогом женской хижины:
– Лучше будет если взамен недостающего «хебе» похоронишь пацана. Отнеси его куда-нибудь подальше, а то на запах набежит зверье всякое полакомиться мертвечиной и перебаламутит все ранчо.
Аркимедес, не говоря ни слова, пошел к сараю, вытащил оттуда лопату и, проходя мимо, легко подхватил с земли труп маленького существа, более похожий на скелет. И хоть лет ему было пять или шесть, но весил он совсем ничего.
Он ушёл в лес, отошел метров на двести и выкопал неглубокую яму. Земля была мягкая, влажная и пахла гнильем.
Положил на дно труп ребенка, присыпал сверху землей и пошел обратно, неся лопату на плече. Любой из тех ребятишек, что бегали по ранчо, мог оказаться его ребенком и однажды может так случиться, что он похоронит его таким же образом, но думать об этом не хотелось. Приятней было представлять себе, как в один прекрасный день он все-таки выйдет из этих джунглей.