— Я знаешь, почему спросил? — напомнил о себе Джонни. — Потому что лично мне старик Домми показался очень даже ничего, когда мы с ним перепихнулись.
Джейк захохотал.
— И ты еще называешь меня засранцем?
— Разница в том, что я это проделал очень галантно. Шон ничего не узнал. И Домино уж очень сильно хотел — ну что мне было делать?
— Что мы вообще можем с этим поделать? Весь Манчестер хочет с нами переспать.
— Да, тяжело это, — вздохнул Джонни.
Тяжело, а они все равно летают, как птицы. И почти всегда чувствуют себя невероятно. Ну нет, не от секса — в этом надо признаться. А просто от осознания того, что еще ни разу не видели человека, который бы их не захотел.
Они перешли через дорогу имени Генри Ройса,[31] обогнули обтянутое сеткой поле для мини-футбола и вот уже показался вход в Элмин-Уолк. Почему-то здешние квартиры считались немного более респектабельными, чем жилье в «кресчентах». Поднимаясь по лестнице, Джейк сказал, что ему всегда было интересно, как живет другая половина.[32] Джонни остановился у входа в двухэтажную квартиру, которая со стороны выглядела повеселее, чем жилище Джейка. Снаружи она была обита деревом — немного похоже на деревенские домики в Блэкпуле.
Джонни еще раз напомнил Джейку, что парень не в себе и с ним надо поаккуратней.
— Его зовут Джанк.
— Джанк? Он что, на игле?
Джейку не понравился такой поворот событий. Возможно, где-то и водились гламурные героинисты — этакий закрытый клуб, в котором Уильям Берроуз делится своими наркоманскими познаниями с Джонни Тандерсом. Но из тех торчков, которых знал Джейк, поэты и музыканты получались никакие. Подозрительное наблюдение: он никогда в жизни не слышал ни об одном героинисте, который любил бы танцевать — пожалуй, государству стоит выделить стипендию на научное исследование этого факта.
— Да нет, он не торчок, — успокоил Джонни. — Просто его зовут Джон Ки. Ну, помнишь, как в той песне «Зе Фолл»: «No Xmas For John Quay».[33]
Может, это был и не торчок, но у парня, который открыл им дверь, стопудово имелись проблемы. Шесть футов костей, которые не пойми на чем держатся, и никакой головы сверху, только стена из жирных волос. Не промолвив ни слова, он повернулся и повел их вверх по лестнице, ведущей в его квартиру. Джейк еще не успел подняться, а парень уже убежал в самую дальнюю комнату. Джонни шел по лестнице вслед за Джейком и подгонял его:
— Давай-давай, за ним.
Комната Джанка была набита телевизионными мониторами, расставленными по полкам складских стеллажей. Окон не было, комната освещалась только мерцанием телеэкранов — быстро сменяющиеся цвета наплывали друг на друга и зависали в воздухе туманной мглой. Джанк сел перед самодельной панелью управления — микшерским пультом — и уставился прямо перед собой. В целом его поведение производило такое впечатление, как будто бы перед вами был человек, который ни за что не оторвется от рабочего графика, кто бы там ни пришел, но Джейк не мог с уверенностью сказать, что в данный момент делает Джанк и вообще — видит ли он хоть что-нибудь, потому что лицо его было полностью закрыто волосами.
Когда Джанк наконец заговорил, обнаружилось, что у него сильный манчестерский акцент:
— Оставьте их у меня. Придете завтра, все будет готово.
Бывает такой тип голоса: когда его слышишь, кажется, что человеку глубоко наплевать на все на свете. Возможно, в случае с Джанком так оно и было в действительности. Джейк, по крайней мере, не представлял себе, какая у этого парня может быть цель в жизни.
Джонни сбросил сумку с плеча на микшерский пульт.
— Извини, смена графика. Я встречаюсь с клиентами сегодня вечером. Сделаешь?
Джанк заглянул в сумку и пересчитал кассеты. Он шевелил губами, но не слышно было ни слова, пока он не спросил.
31
Сэр Генри Ройс (1863–1933) — один из двух основателей компании «Роллс-Ройс», первый завод которой был построен в Манчестере в 1904 году.
32
Ссылка на известные слова Ф. Рабле о том, что одна половина мира никогда не поймет другую. Так же («Как живет другая половина») называется книга американского реформатора Джейкоба А. Риса, посвященная исследованию жизни в многоквартирных домах Нью-Йорка.
33
«А для Джона Ки — никакого рождества»