Вступление на престол императора ознаменовывалось «всемилостивым манифестом», в котором новый Сын неба повелевал принести жертвоприношения на кладбищах, где покоились монархи, его предшественники, и на родине древнего китайского мыслителя Конфуция. Провинциальным властям предписывалось заняться ремонтом храмов, построенных в честь духов гор и рек; награждались лица, отличившиеся сыновней почтительностью, а также вдовы, сохранившие верность памяти мужей. Во всех главных городах провинций сооружались храмы долголетия. Новый император обязан был почитать своего предшественника и поклоняться его духу.
Важной датой считался день рождения императора. В этот день князья императорской крови, сановники, высшие гражданские и военные чины приглашались во дворец, где происходила церемония. Здесь находились различные старинные музыкальные инструменты и хор певчих. Под звуки музыки хор исполнял торжественный гимн. В это время по специальному сигналу, повторяемому девять раз, все присутствующие падали ниц и совершали девять земных поклонов перед императором. Так выражалось чувство благоговения и обожествения Сына неба.
День рождения императора по-китайски называется «вань-шоу» (десятитысячелетнее долголетие). В этот день чиновники в провинциях ранним утром направлялись в городской императорский храм и падали ниц перед желтой дощечкой, символизирующей собой Сына неба. На дощечке было написано «вань-суй», что означает «десять тысяч лет». По знаку руководителя церемонии все чиновники три раза падали ниц и каждый раз три раза отбивали поклоны. В течение трех дней до рождения императора и три дня после этого в присутственных местах проходили праздничные представления, которые смотрели чиновники, одетые в лучшие халаты. Места представления украшались гирляндами, сделанными из разноцветной бумаги — символа радости. Вечером рядом с местом представления развешивали фонари, на которых были написаны четыре красных иероглифа — «вань-суй у-цзян» (десятитысячелетнее безграничное долголетие).
Так как юг рассматривался источником небесной энергии, которой обладал император, его трон всегда был обращен на юг. Главный вход императорского дворца выходил на южную сторону. Когда император умирал, его клали на смертное ложе лицом к югу. Только во время богослужения перед алтарем Храма неба лицо императора было обращено на север.
Император редко выезжал за пределы дворцов, главным образом для совершения жертвоприношений в одном из пекинских храмов. О каждом таком выезде заранее извещалось в «Пекинском вестнике». После такого извещения местные власти приводили в приличное состояние улицы, по которым должен проехать императорский кортеж. Середину улицы посыпали желтым песком, ямы и бугры выравнивали, лавки по обеим сторонам улиц закрывались, изъяны наружных стен прикрывали большими кусками желтой материи. Закрывали все окна, выходящие на улицу, по которой прекращалось всякое движение. Если все же прохожий оказывался на пути императорского кортежа, то обязан был остановиться и повернуться к нему спиной.
При выезде императора сопровождали 700–800 телохранителей, принадлежавших к войскам Желтого знамени: они состояли исключительно из маньчжуров и были вооружены алебардами, мечами, луками и стрелами.
Выход императора из императорских дворцов обставлялся соответствующим ритуалом, который соблюдался даже в первые годы после свержения маньчжурской династии в 1912 г., когда малолетний император Пу И отрекся от престола. Приведем описание его выезда.
«Каждый день, шел ли я во дворец Юйцингун заниматься, свидетельствовал ли свое почтение императорским наложницам или оправлялся гулять в сад, за мной следовал целый „хвост“. Всякий раз, когда я ездил гулять в летний дворец Ихэюань, меня сопровождал не только кортеж из нескольких десятков автомобилей, и специально приглашенная республиканская полиция, которая стояла вдоль улиц. Все это обходилось в несколько тысяч юаней. Даже на прогулках в садике, в самом дворце сопровождающие выстраивались в таком порядке: впереди всех шел евнух, выполнявший роль автомобильного гудка. Он непрерывно кричал что-то вроде „чи-чи“, чтобы люди могли заранее отойти в сторону. За ним, на расстоянии двадцати шагов, вышагивали по бокам два главных евнуха. Шагов на десять сзади шел я. Когда я ехал в паланкине, то с обеих сторон шли два младших евнуха, готовые выполнить любое мое желание. Если же шел пешком, они поддерживали меня. Сзади еще шел евнух с большим шелковым балдахином. Следом за ним шествовала большая группа слуг и евнухов, несущих всякую утварь: кресло на тот случай, если я захочу отдохнуть, и смену одежды; некоторые несли зонты от дождя и солнца. За ними шли евнухи из императорской кухни. Они несли коробки со всякими печеньями и сладостями и, конечно, чайники с горячей водой и чайную посуду.