— Возможно, эти комнаты покажутся тебе излишне роскошными — не смущайся, в Мандале другие мерки. В этих квартирах жили люди с аскетическими наклонностями. Если захочешь что-нибудь узнать, когда меня здесь не будет, обращайся к информационной системе. Она подсоединена к тому же источнику, что и я.
— Я слышал о городских библиотеках. Ты являешься их частью?
— Нет. Как я уже говорил, я часть личности архитектора. Пока я советую тебе избегать обращений к библиотеке. Более того, в течение следующих нескольких дней не следует далеко уходить от квартиры. Слишком много впечатлений за такой короткий срок... Спроси у информационной системы, и она скажет, где следует остановиться. Не забывай: здесь ты беспомощен, словно ребенок. Конечно, Мандала не таит в себе опасностей, но ты можешь получить негативный опыт.
— А что делать, если меня навестит девушка?
— Ты этого опасаешься?
— Мне кажется, она пела для меня. И хотя она опасается встретиться со мной, ей, должно быть, одиноко.
— Так оно и есть. — В голосе Худого появилось нечто новое. — Она задает о тебе множество вопросов, и ей сказали всю правду. Впрочем, она уже довольно долго живет одна, поэтому не надейся на быстрое развитие событий.
— Я растерян, — признался Джошуа.
— В твоем положении это самое благоприятное состояние. Постарайся расслабиться. Пусть тебя не тревожит странная обстановка.
Худой удалился. Джошуа вышел на террасу. Под лучами синхронных искусственных лун Бога-Ведущего-Битву снега Арата светились, словно тусклая сталь. Джошуа смотрел на луны с пониманием, которого раньше никогда не замечал за собой. Люди привезли их на орбиту из другого мира, чтобы ночи Бога-Ведущего-Битву стали прекрасными. Эта мысль ошеломила его. Тысячу лет назад здесь жили люди. Что с ними произошло, когда города изгнали своих обитателей? Неужели лунные города сделали со своими жителями то же самое?
Чувствуя себя примитивным дикарем, Джошуа опустился на колени и начал молиться Элу, умоляя бога наставить его на правильный путь. Джошуа совсем не был уверен в том, что его растерянность так уж благотворна для него.
Он поел: ему удалось приготовить блюдо, напоминающее то, чем он питался, когда жил в Святом Яапете. Потом осмотрел кровать, отбросил одеяло — в комнате было достаточно тепло — и заснул.
Однажды, много лет назад, если его ранние детские воспоминания точны, Джошуа отвели из Святого Яапета в общину в горах Кебала. Это произошло за несколько лет до того, как Синедрион издал жесткие законы, разделяющие обряды хабиру и католиков. Его отец и большая часть знакомых их семьи принадлежали к религии хабиру и говорили на иврите. Но известные люди Святого Яапета, вроде Сэма Дэниэля, по давней семейной традиции почитали Иисуса не только как пророка; все они исповедовали католицизм. Впрочем, отец Джошуа всегда терпимо относился к католикам и их убеждениям.
В общине свободно исповедовались все религии — здесь были приверженцы ислама и даже какие-то секты, о которых лучше забыть. То были трудные времена — возможно, такие же трудные, как после Изгнания. Джошуа вспомнил разговор, который вел его отец с несколькими католиками — доброжелательный, свободный, а не напряженный и формальный, какими стали подобные беседы в дальнейшем. Его отец упомянул, что назвал сына Джошуа — один из вариантов имени Иисус, — и католики столпились вокруг шестилетнего мальчика, поражаясь его росту и силе.
— Ты сделаешь из него плотника? — шутя, спрашивали они.
— Он будет каином, — ответил отец.
Они удивились.
— Делателем инструментов.
— Именно это и привело нас к Изгнанию, — заявил Сэм Дэниэль.
— Да, и превратило в людей, — парировал отец.
Джошуа довольно точно помнил тот разговор. Он во многом определил его жизнь.
— Пастух поднял нас над животными и сделал господами над ними, — сказал кто-то другой. — А делатель инструментов и земледелец убил пастуха и был обречен на скитания.
— Да, — ответил отец, глаза которого сверкали в свете костра. — А позднее пастух украл право первородства у своего брата-кочевника — или вы забыли Иакова и Исава? Так что они рассчитались друг с другом.
— В прошлом много неясного, — признал Сэм Дэниэль. — И если мы откроем глаза и увидим, что использование инструментов облегчает наше изгнание, мы не будем обижать наших достойных каинов. Но те, кто построил города, изгнавшие нас, тоже были делателями инструментов, а потом эти инструменты обратились против нас.
— Но почему? — спросил его отец. — Из-за того, что мы деградировали? Помните, то были хабиру и католики — тогда евреи и христиане, — это они призвали Роберта Кана построить города для Бога-Ведущего-Битву и сделать их чистыми для лучшей части человечества, последних носителей пламени Иисуса и Господа. Мы были самоуверенными в те дни и хотели оставить позади ошибки наших соседей. Как же случилось, что лучшие были изгнаны?
— Гордыня, — усмехнулся католик. — Постыдное дело. История повествует о многих постыдных вещах, не так ли, парень? — Он посмотрел на Джошуа. — Ты помнишь о зле, содеянном человеком?
— Не надо зря тревожить ребенка, — сердито сказал отец.
Сэм Дэниэль обнял за плечи отца Джошуа.
— Наш спорщик опять, взялся за свое. Ты все еще владеешь секретом, как объединить нас всех?
Еще окончательно не проснувшись, Джошуа попытался повернуться.
Что-то остановило его, и он почувствовал боль в затылке. Он плохо видел, глаза наполнились слезами, и все расплывалось. В носу щекотало, во рту покалывало, словно кто-то прополз через нос прямо в горло. Он попытался заговорить, но не смог. Серебристые руки сплетались над ним, оставляя за собой серый полог теней, и ему показалось, что он видит провода, вращающиеся у него над грудью. Джошуа заморгал. С проводов свисали капли какой-то жидкости, словно роса на паутине. Когда капли падали и касались его кожи, он чувствовал волны тепла и странного оцепенения.
Что-то заскулило, словно животное страдало от боли. Оказалось, что эти звуки вырываются из его собственного горла. С каждым вздохом. И снова какие-то механические руки задвигались над ним, теперь они убирали провода. Джошуа сморгнул; прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось снова приподнять веки. На потолке он увидел трещину, оттуда росли ветви, одна доставала до его носа, другие мягко удерживали в постели, третья тихонько гудела где-то сзади, отчего волосы у него на голове вставали дыбом. Джошуа попытался определить источник боли у себя на затылке. Казалось, кто-то тихонько тянет за волоски. На миг в глазах его прояснилось, и он увидел зеленые лакированные трубки, хромированные зажимы, светло-голубые овалы, перемещающиеся взад и вперед.
— Я ми-ме... — попытался произнести он.
Губы не слушались его. А потом он провалился в сон.
Джошуа открыл глаза и почувствовал, что в постели что-то есть. Опустил руку — возникло ощущение, что часть кровати каким-то образом проникла под нижнее белье и застряла у бедра. Он отбросил простыню и посмотрел вниз, на лице отразился ужас. Из глаз брызнули слезы.
— Благодарению Элу, — пробормотал он.
Джошуа ударил себя по лбу, чтобы убедиться, что не спит. Нет, все было по-настоящему.
Джошуа вылез из постели, сбросил рубашку и остановился возле зеркала, чтобы посмотреть на свое обнаженное тело. Внезапное желание охватило его. Он поднял руки и ударил кулаками в потолок.
— Великий Эл! Милосердный Господь, — выдохнул Джошуа.
Ему хотелось выскочить на балкон и показать всей планете, что теперь он стал настоящим мужчиной, способным решить любую проблему, в том числе — милосердный Эл! — завести жену и ребенка.
Он не мог стоять на месте, распахнул двери своей квартиры и обнаженным выскочил наружу.
— О, Боже!
Джошуа остановился, волосы на затылке встали дыбом. Он обернулся.
Девушка стояла перед дверью его квартиры. Словно дикое животное, в любую секунду она была готова обратиться в бегство. Ей было всего четырнадцать или пятнадцать лет; округлости и изгибы стройного тела скрывало мешковатое розово-оранжевое платье. Девушка посмотрела на него так, словно перед ней возник хищный зверь. Наверное, ей приходилось с ними встречаться. Она повернулась и бросилась бежать.